*****
*****
Эта фотография сделана рядом с дахмой (надгробием) Ходжи Абдул-Халика Гиждувани. На заднем плане – вход в медресе.
Вход в келью во внутреннем дворе медресе
Медная решетка 15-го века, в каждом из узлов которой начертано одно из 99-ти Божественных Имен.
*****
Мавзолей Арифа Ревгари – простая кирпичная дахма, окруженная стеной, вокруг которой расположена галерея, где паломники читают суры из Корана или просто сидят в молчании.
Туг рядом с мавзолеем – так называется высокий столб с треугольным флагом и силуэтом пятерни на вершине, который устанавливают рядом с захоронениями святых в Узбекистане, чтобы эти места были видны издалека, в качестве призыва и напоминания.
*****
Пруд и сад инжировых деревьев перед мавзолеем Ходжи Махмуда Фагнави
Очень гостеприимный садовник и хранитель мавзолея, который, прочитав с нами, как в Узбекистане принято, суры из Корана в почтение памяти святого, затем угостил нас только что поспевшими плодами инжира - очень вкусными и сладкими, сорванными прямо с дерева, которые во множестве растут здесь в саду
Каллиграфическая матрица (колослов),
в которой закодирована фраза Фагнави
«Наша наука - это наука миров».
Помещена с разрешения автора, Сергея Иванова
*****
*****
*****
Чтобы поклониться Ходже Азизану Али Рамитани, паломники должны подняться вверх по уступам лестницы к мавзолею святого, который словно летит над землей, паря над всем окружением.
*****
*****
Мраморная дахма в мавзолее Баба Самаси
Октагональный пруд в мемориальном комплексе рядом с мавзолеем
Виноградные гроздья двух видов, свешивающиеся прямо с рамады, под которой укрываются от жары паломники.
Поединок борцов кураш, рисунок 19-го века
*****
*****
*****
Мавзолей Сейида Амира Кулала, построенный в 2008 году
Мемориальный комплекс - мавзолей Бахауддина Накшбанда в Каср-и-Арифан
*****
Одним из основных биографическиx источников о жизни Бахауддина является книга Макамат (Стоянки), которая, хотя и повествует от первого лица, не принадлежит самому Аль-Шаху, но записана со слов учеников уже после его смерти, поскольку при жизни он запрещал вести записи о себе. Книга содержит множество достойных внимания историй, которые, к сожалению, невозможно все здесь привести. Очень рекомендую интересующимся орденом Накшбанди при желании к ней обратиться.Так выглядела традиционная шапка дервишей – кулох. Фото из музея в мемориальном комплексе-мавзолее Бахауддина Накшбанда
Традиционная одежда тюркских дервишей. Фотография сделана в музее в г.Туркестан, Казахстан
*****
Дервишей Накшбанди, как правило, невозможно узнать в толпе. Они не носят особой одежды, ведут обычный образ жизни, имеют профессию, семью и внешне ничем не выделяются. Последователем Накшбанди может оказаться человек любого рода занятия и положения в обществе - профессор, шофер, бизнесмен, крестьянин, юрист, актер, доктор или домохозяйка. Собираясь вместе, Накшбанди не музицируют, не участвуют в экстатических танцах, громких радениях и других действиях, оказывающих драматический эффект на наблюдателя. Их можно назвать «орденом молчащих дервишей».****
Ходжа Бахауддин сформулировал три из одиннадцати мнемонических фраз, которые известны как Правила Накшбанди. (Восемь первых Правил были введены ранее Ходжой Абдул-Халиком Гиждувани). Все три Правила, добавленные Бахауддином, тесно переплетены между собой и относятся к практикам «остановки»:Вход в ханаку, когда-то - место
проживания дервишей Накшбанди,
рядом с мавзолеем Бахауддина в Каср-и-Арифан
*****
...В заключение - небольшой Йад Дашт – в деталях восстановленный личный опыт, пережитый рядом с дахмой Аль-Шаха в его родном селении Каср-и-Арифан, где он был похоронен в 1389 г.Узбекские паломники у дахмы Бахауддина
*****
Источники, рассказывающие о жизни Мастеров Ходжаган:*****
Подобного состояния и могущества было суждено достичь человеку, который в юности не имел ничего, кроме кафтана, до того истрепанного, что хлопок из подкладки просвечивал насквозь, и такого короткого, что нижняя половина тела никогда не согревалась.*****
Хотя первым учителем Ходжи Ахрара был Касим Табризи, в линию преемственности – силсила Мастеров Ходжаган-Накшбанди его посвятил Якуб Чархи, один из ближайших учеников Бахауддина Накшбандa.*****
Ходжа Ахрар никогда не считал себя Учителем. Однажды он сказал: «Моя задача не учить, а защищать верующих от тиранов и предотвращать братоубийственные войны. Поэтому мне приходится иметь дело с правителями и султанами, завоевывая их сердца».*****
Несмотря на свое высокое положение, Ахрар до конца жизни принимал приходивших к нему искателей, и никто из них не уходил без совета Мастера, как рассказывается в этой истории из книги Идриса Шаха «Мудрость идиотов», которая завершит наш рассказ о великом святом:Надгробие Ходжи Ахрара среди других,
принадлежащих правителям Самарканда
*****
В отличие от Накшбанди, не поощрявших отшельничество, значительным элементом в практиках дервишей Ясави был хилват – 40-дневное уединенное созерцание и поминание Бога, совершавшееся обычно в полностью изолированном от света помещении (пещере или келье). Во время хилвата соблюдались строгий пост и воздержание.*****
Главная часть учения Хазрат-Султана не всегда передавалась при помощи слов. Согласно истории об Ахмаде Ясави, ряд своих близких учеников он никогда не приглашал на лекции, не вел с ними бесед. Время от времени он вызывал их к себе и показывал им некоторые предметы или символы, или вовлекал в какую-нибудь деятельность, по видимости не имеющую никакого отношения к духовной работе. Тем не менее, именно эти ученики впоследствии стали Мастерами, через которых передавалось учение Ясави.Это художественное воспроизведение халки (круга) дервишей Ясави во время совместных радений было сфотографировано в мавзолее Ясави в Туркестане
*****
Ходжа Ахмад Ясави умер в 1166 году и похоронен в городе Туркестане, который стал и остается по сей день местом активного паломничества, главным зияратом Казахстана.Здание мавзолея Ясави, построенное Тамерланом.
Несмотря на грандиозные размеры и некоторую помпезность, нам показалось, что в самом мавзолее как-то не чувствуется Присутствия Хазрат-Султана. Зато оно сильно ощущается в маленьком строении слева, на том месте, где находилась подземная келья Ясави
Любовь моя к Тебе о двух основах:
От страсти, и –
достойная Тебя.
В любви от страсти Твое имя вновь и снова
шепчу, Тебя единого любя.
В любви второй Ты мне даруешь чудо,
раскрыв завесы, видеть Лик Живой.
Ни за одну хвалы просить не буду –
Любовь и та, и эта мне даны Тобой.
Рабийя
(стихотворный перевод стихов Рабийи, приводимых здесь и далее - АсСалам)
Рабийя в молитве (кадр из фильма «Рабийя», Турция-Иран, 1993, здесь и ниже)
Рабийя аль-Адавийя - великая женщина-суфий, маленькими босыми ногами протоптавшая человечеству Путь Реализации Через Любовь.
Фарид-ад-дин Аттар называл ее «пламенеющей огнем любви, потерявшей себя в Божественном союзе». Он писал, - отвечая тем из религиозных законоведов, кто считал, что молитва, произнесенная женщиной, имеет меньшую силу, нежели произнесенная мужчиной: «Всевышний не смотрит на внешнюю форму. То, что имеет значение для Него – намерение сердца. Когда все вернутся в Единство, что останется от различий «тебя» и «меня»? Что останется от различий мужчины или женщины?»
Согласно жизнеописанию Рабийи, составленному Аттаром, судьба ее была нелегкой. Она родилась в 8-м веке, в персидской Басре четвертым ребенком в очень бедной, хотя и достойной, семье (отсюда ее имя, означающее «четвертая»). Когда Рабийя была еще совсем юной, в Басре случилась сильная засуха, и родители ее умерли от голода и болезней. Оставшуюся без родных сироту захватили лихие люди и продали в рабство, где хозяин нагружал ее тяжелой работой изо дня в день. Большую же часть ночи она проводила в молитве.
У одиночества, страданья, мук -
исток в глубинах сердца моего.
В Cлияньи Друг
мой исцелит недуг -
нет у врачей лекарства от него.
Как повествуется далее, Рабийя направилась в пустыню, где поселилась в крохотной келье и проводила свое время в молитве.
О мой Господь! Во тьме мерцают звезды,
И царские врата уж заперты,
Глаза смыкает дремой вечер поздний,
С возлюбленной в уединеньи сонном
Обнявшись нежно, крепко спит влюбленный,
И мы в уединеньи - я и Ты.
Когда молва о святой распространилась по всей округе, люди стали совершать туда паломничества. Некоторые женщины оставались рядом с Рабийей насовсем, другие люди просто приходили за советом или наставлением.
О мой Господь! душа моя – Твой дом,
А тело - все в служении людском.
С заботой тело гостя привечает,
Но в сердце лишь Единый гость бывает.
Судя по всему, Рабийя иногда прерывала свое уединение в пустыне, возвращаясь в город, чтобы преподать урок, иногда выражаемый в парадоксальном поведении.
Рассказывают, что однажды Рабийю видели ходящей по улицам Басры с горящим фонарем в одной руке и с ведром воды в другой. Когда ее спрашивали, что это значит, она отвечала, что хочет залить водой ад, дабы люди не поклонялись Богу из страха наказания, и спалить огнем рай, чтобы вера их не была вызвана алчностью до райских наслаждений. «Может быть, тогда, - сказала Рабийя, - люди станут искать Бога ради Него самого».
По такому же поводу она сказала: «Я никогда не стану служить Богу как поденщик, ожидая оплаты».
А самые знаменитые слова Рабийи были сложены в стихотворные строчки:
О мой Господь, коль я молюсь из страха ада,
ввергни в ад меня.
О мой Господь, коль я молюсь из жажды рая,
в рай мне вход закрой.
Но коль молюсь для самого Тебя я,
Даруй мне счастье лицезреть Твой Лик Живой.
Из огромного количества историй о жизни Рабийи, имеющих хождение на Востоке от Персии до Северной Африки, - истинных и вымышленных, - довольно большая доля посвящена духовной дружбе Рабийи с другим суфием, Хасаном из Басры. Хасан был известным ученым и проповедником, послушать которого стекались сотни людей со всей окрестности. Рассказывают, что обычно Рабийя тоже присутствовала на таких проповедях, - отчего иногда ее считали ученицей Хасана, - однако на самом деле эти отношения были совсем другого рода, о чем свидетельствует следующие истории:
Однажды Рабийя против своего обыкновения не пришла послушать беседы Хасана, и тот не смог вымолвить ни слова. Он вынужден был распустить собрание. Когда толпа, жаждавшая услышать слова мудрости и разочарованная отказом Хасана, стала допытываться о причинах, ученый сказал, что если и бывает мудрость в его беседах, она приходит к нему из сердца Рабийи.
Утверждают также, что Хасан неоднократно искал руки Рабийи, но она неизменно отказывалась, до самой смерти ведя аскетическую и целомудренную жизнь. В объяснение своего отказа однажды она сказала Хасану: «Договор о браке заключается между отдельными существами, между «тобой» и «мной». В моем случае «меня» давно нет. Я живу только Им, и мое существование – тень Его воли».
Хасан спросил: «Как же ты сумела достичь такой высокой духовной стоянки?»
Рабийя ответила: «Отказавшись от мысли о своих достижениях и отдав всю себя Ему».
«Но как ты знаешь, когда ты и Он - одно?»- вновь спросил Хасан.
«Ты знаешь все о том, «как», - сказала Рабийя. – А я знаю, как обходиться без «как». Ни глаза человеческие, ни язык не дадут тебе доступа к Нему. Подлинная Работа – в сердце. Пытайся достичь пробуждения сердца, ибо когда сердце твое пробудится, оно будет тут же забрано у тебя Богом без остатка. Это и есть та стоянка души, что называется «исчезновением в Нем».
Как пишет Идрис Шах в книге «Путь суфиев», однажды Рабийя услышала, как один из шейхов поучает своих учеников: «Всякому, кто стучится непрестанно, будет отворено». Рабийя сказала: «Сколько еще вы будете повторять: "Будет отворено?" Его дверь никогда не бывает закрытой».
Непривязанность Рабийи к вещам этого мира стала предметом многих историй.
Говорят, что в жилище святой были лишь кувшин с отколовшимся краем, кирпич, подкладываемый под голову во время сна, и соломенная циновка. Носила Рабийя только простую одежду из грубой шерсти. Среди ее посетителей бывали состоятельные люди, спрашивавшие, не могут ли они чем-то ей помочь, однако Рабийя всегда отвечала: «Я стыжусь просить вещи этого мира даже у Того, Кому принадлежит этот мир. Как я могу просить их у вас, кому он не принадлежит?»Однажды Рабийя была больна, и ее пришел проведать посетитель из законоведов. Он очень долго распространялся по поводу грешности и испорченности этого мира, затем о людских пороках, а также о том, как он разочарован в мирских делах, но Рабийя прервала его и сказала: «На самом деле ты еще слишком привязан к этому миру. Человек всегда любит говорить о том, что составляет предмет его помыслов».
Несмотря на то, что Рабийя никогда ничего не просила для себя у Бога, она никогда не оставалась без средств к существованию. Как говорят, однажды в доме у нее женщины готовили обед для посетителей, и обнаружилось, что не хватает лука. Через некоторое время лук непонятным образом появился, словно свалился с неба, что было превознесено за чудо. Рабийя ответила на это: «Вы что же, думаете, мой Господь – зеленщик?»
Она никогда не поощряла разговоры о совершаемых ею чудесах, замечая, что достоинства следует скрывать так же тщательно, как люди скрывают пороки. Последние Рабийя, однако, не осуждала, говоря: «Моя любовь к Всепрощающему не оставляет во мне места для осуждения ни единой твари, включая даже Сатану».
Однажды к святой пришел человек, много грешивший, и спросил: «Если я покаюсь, простит ли Господь мне мои грехи?» Она ответила: «Если Бог простит тебя, Он даст тебе силу раскаяния».
Рабийя перешла в лучший мир в 801 г., когда ей было уже почти девяносто лет. Перед смертью она попросила собравшихся вокруг нее шейхов и последователей покинуть ее дом, «чтобы дать место Ангелам», после чего тихо отошла. Смерть для нее была не чем иным, как долгожданным мостом, который соединяет нас с Другом.
Когда-то Рабийя сказала: «Если бы восторг Божественной Любви, которую я испытываю, низошел на человечество, ни один человек не мог бы остаться незатронутым этой Любовью».
Поверь, никто не остался незатронутым огнем твоей Любви. Никто, о Рабийя.
Я есмь Любимый мной,
Тот, Кто любим – есмь Я,
Дух о двух ликах,
телом скрыт от глаз.
Его ты видишь, когда смотришь на меня,
А зришь Его - обоих видишь нас.
Мансур Аль-Халладж
стихотворный перевод – АсСалам, здесь и далее
Мансур Аль-Халладж – один из суфийских святых, чьей кровью оплачена цена Учения для многих поколений дервишей. Он был казнен ортодоксальным духовенством в 922 г. как еретик, за слова «Я Есмь Истина!» («Ана аль-Хакк!»), сказанные в порыве мистического слияния.
Фарид ад-дин Аттар, называвший Аль-Халладжа своим духовным покровителем, начинает рассказ о нем с комментария: «Меня не перестает удивлять, как люди, верующие, что речение пылающего куста купины [обращение Бога к Моисею] «Я Есмь Господь» исходит от Бога Всемогущего,- как те же самые люди за слова «Я есмь Истина» отправляют Халладжа на плаху? Вместите же, что устами великих святых, произносящих подобные слова в состоянии экстаза, говорит Всевышний, тогда как самость их в это мгновение мертва».
Руми в Маснaви пишет:
Слова «Я есмь Истина» из уст Мансура – лучи света,
из уст же фараона «Я есмь Господь» - слова сатрапа.
Буквально имя «Халладж» означает «чесальщик шерсти», что, вроде бы, указывало на распространенное в те времена ремесло. Чесальщики раскладывали необработанную шерсть на особой щети (деревянной щетке) и затем расчесывали другой щетью, повторяя процесс раз за разом, пока тяжелая и свалянная шерсть на щети полностью не очищалась от прилипшей грязи, узелков и комков, и не превращалась в вытянутые, воздушные волокна. Отсюда подлинный смысл имени Халладж или Халладж аль-Асрар, данного Мансуру, которое в системе Традиции означало «очищающий сердца человечества для принятия таинств».
(Одна из версий происхождения слова «суфии» - от суф, шерсть.
Когда «шерсть» очищена от грязи и упорядочена в тонкие, воздушные нити Чесальщиком Аль-Халладжем, ее можно прясть. Тогда приходит Прядильщик, Аль-Газали, скручивающий шерсть в нити. Книги Аль-Газали будут предавать огню проводники той же силы, которая отняла жизнь у Халладжа, но это не поможет, потому что нити Учения уже будут спрядены и переданы Ткачу, Аль-Нассаджу (Мастеру Ходжаган Азизану Али из Бухары). И наконец, когда ткань соткана, она будет вручена Мастеру Узора – Бахауддину Накшбанду, кто нитями из золота нанесет Накш-Узор на основу Учения...)
Мансур остался во многом непонятым не только его врагами, но и братьями-суфиями. Законоведы называли его еретиком, тайно проповедовавшим христианскую доктрину, суфии считали, что он занимался магией и разглашал тайны, не предназначенные для толпы. Первые оказались в плену собственного мракобесия, вторые стали узниками формы, принятой за содержание. Обвинения в проповеди христианства не были безосновательными – в «Ана аль-Хакк!» Халладжа ясно слышится отзвук слов Христа: «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь» (Ин.14:16).
...Через первый мистический опыт Мансур прошел во время паломничества из Багдада в Мекку, которое длилось около года. В течение этого времени он соблюдал обет полного молчания и строгий пост. Об этом опыте Единения Халладж писал:
«Мой Дух смешался с Его Духом, наподобие того, как мускус смешивается с амброй, а вино с чистой водой».
Как смешана с вином вода,
мой дух с Твоим в одно слиты,
Тебя коснувшийся, затронет и меня.
На всех стоянках духа,
от низов до высоты -
Я – это Ты.
Я – это Ты...
История повествует, что однажды во время своего паломничества Халладж встретил в пустыне другого отшельника и спросил, что привело его туда. Тот ответил:
«Я стараюсь воспитать в себе довольство всем, что бы Господь ни сделал со мной: послал ли он мне пищу или решил оставить без нее».
Мансур спросил: «Как долго ты будешь погружен в попечения о своем желудке? Когда ты, наконец, потеряешь себя в Нем?»
Халладж, как и все мистики до него, прошел через переживание того, что Бог един, а все проявленное – иллюзия, «завеса». Смысл завес – в том, чтобы дать человеку опыт отдельности, возможность жить в сотворенном мире. Убрать завесу означает потерять иллюзию отдельности, раствориться. Для Халладжа именно в этом слиянии, отречении от иллюзорной индивидуальности и заключалась подлинная цель, к ногам которой он сложил все низшие побуждения.
Передают, что во время молитв Мансур совершал четыреста поклонов в сутки. На вопрос, отчего он, уже будучи на одной из высочайших стоянок, по-прежнему налагает на себя такие обязательства, он ответил: «Зависимость от боли и удовольствия - признак того, что человек все еще находится под влиянием своей самости. Тот, чьи самостные побуждения упразднены, находится вне досягаемости для уз боли и удовольствия».
(Об этом же писал Руми в Маснави, говоря: «В зеленом саду любви есть еще множество фруктов помимо печали и радости. Влюбленность превыше обоих этих состояний»).
...Третье и последнее путешествие Халладжа в Мекку, длившееся около двух лет, в течение которых он подвергал себя постоянным испытаниям, окончательно преобразило его природу. Халладж говорил тогда: «Если бы малая частица того, что переполняет мое сердце, упала на горы, они бы расплавились». Считается, что именно тогда он познал подлинное Я, после чего, вернувшись в Багдад, произнес обессмертившие его слова «Я Есмь Истина!» во время проповеди сотням людей. За эти слова Халладж был брошен в тюрьму, где провел долгих девять лет.
Рассказывают, что в день своего заключения Мансур вознес благодарение Богу: «Ты любишь меня так сильно, что укрыл от внешнего мира, дабы никто более не стоял между нами». В тюрьме им был написан труд его жизни под названием Китаб ат-Тавасин.
...Даже среди самых странных и трудных для восприятия суфийских книг, Китаб ат-Тавасин стоит особняком. Это собрание рифмованных высказываний, перемежающихся диаграммами. В заглавиях восьми из ее частей стоят две таинственные буквы: Та и Син. Отсюда название всего произведения – китаб на арабском означает «книга», тавасин – множественное число от Та и Син.
Такими же загадочными буквами начинаются три суры Корана – 26-я, 27-я и 28-я. Некоторый свет на объединяющую их тайну проливают слова, сказанные одним из сподвижников Пророка - мир ему: «Каждого, кто в ночь четверга прочтет вслух три суры, начинающиеся с Та-Син, осияет благодать». (Как известно, ночь четверга – время радения суфиев всех времен и народов). Эти слова, однако, - все, что было когда-либо сказано о таинственных буквах, поэтому никто не знает, что они означают. Никто... кроме Мансура Халладжа, кто, судя по всему, единственный прозрел в их тайный смысл, находясь в особом состоянии сознания.
В этом состоянии человек может при помощи почти автоматического письма записывать мысли или образы, отражающие опыт объективного восприятия Реальности. Они кажутся непонятными и почти лишeнными смысла тем, кто думает обычным умом. В таком состоянии, например, написано Откровение Иоанна Богослова, сущность которого может постичь только человек, чье сознание вознесено на тот же уровень. Так же и Китаб-ат-Тавасин нельзя мерить обычными мерками и подходить к его изучению как к обычной книге, доступной для интеллектуального понимания...
...Дошедшие до нас предания свидетельствуют о том, что Мансур знал о том, что его ждет, и осознанно принял возложенную на него мученическую миссию. Друзья предлагали устроить Халладжу побег из тюрьмы, однако он отказался, сказав: «У меня с Богом есть тайное дело, которое откроется, когда меня поставят на эшафот. Я — узник не людей, а моего Господина, и должен склониться перед Его предписанием».
Говорят также, что однажды человек, ранее осуждавший Халладжа за «еретические» высказывания, обратился к нему с просьбой вылечить своего брата. Халладж обещал помочь в исцелении, но при условии, что его гость станет еще яростнее поносить его, обвинять в нечестивости и призывать к его казни, чем ввел просящего в крайнее недоумение.
«Не думай о том, что тебя не касается, просто сделай то, о чем я прошу», — сказал Халладж.
Последними словами Мансура во время жестокой казни четвертованием были: «Любить Единого – значит сделать Его Единственным».Мученическая смерть виделась ему как растворение мотылька во влекущем его жаре пламени – образ из стихов Халладжа, который после него был повторен каждым суфийским поэтом:
Как в пламя мотылек влюбленный, поглощен его был жаром,
В Любви бескрайней в тот же миг исчезнув,
Без имени, без формы, без следа.
Имена истязателей Мансура давно позабыты, а его имя живо по сей день. Жертвоприношение Аль-Халладжа высвободило в земной мир огромное количество благодати и вызвало волну, не утихавшую многие столетия. Он стал героем народных песен и преданий по всему Востоку - в Персии, Индии, Турции, Средней Азии. Дань благодарности Мансуру отдал каждый великий суфийский поэт.
Символом его в персидской поэзии стал алый цветок – образ крови Любящего, заплаченной за Истину.
Понимание Преображенных отличается от того, что люди мира называют знанием. Знание обычного человека – подражательное, использующеe шаблоны и умозаключения. Суфии утверждают, что существует другой вид знания - прямое постижение сути вещей. Они называют его ма’рифат. Человека, достигшего способности мгновенного понимания событий вне обычного ментального процесса, называют Познавшим или арифом (oт арабского ирфан, гнозис).
Вид на мавзолей Байазида, Бастам
(здесь и далее - фотографии мои и моих Друзей)
...Мы едем в родной город Байазида, и один из Друзей вслух читает истории о нём и его высказывания, по большей части взятые из книги Аттара «Жизнеописания святых» (Тазкират уль-аулийя).
Байазид (Абу Йазид) Тайфур аль-Бистами родился в городе Бастам (Бистам) в уважаемой семье. Дед его был зороастрийцем и правителем области Кумес, принявшим ислам после арабского завоевания Ирана. Отец Байазида и два его дяди по отцу были известны приверженностью духовным практикам, включающим периодическое отрешение от мира. Потомки рода, взращивающего любовь к Богу, имеют счастье пожинать урожай благодати с поля, терпеливо засеянного усилиями предков. Удивительно ли, что стремление Байазида раскрыть тайну связи души с её Творцом проявилось в раннем возрасте? Судьба дала ему поддержку в лице родителей, разделявших это устремление.
Однажды, еще ребенком, Байазид читал Коран, и ему встретились слова: «Служи твоим родителям и твоему Богу». Oн побежал к матери и, прочитав ей эту строфу, сказал: «Я не могу служить одновременно тебе и Богу. Поэтому ты либо попроси у Бога разрешения служить только тебе, либо освободи меня от служения тебе и отдай меня Богу, чтобы я мог служить одному Ему». Мать ответила: «Я освобождаю тебя от обязанностей передо мной и вверяю тебя Богу».
Получив материнское благословение, Байазид отправился на поиски знания. Он обучался у разных наставников, среди которых, по утверждению Идриса Шаха, был даже Мастер индийских мистических практик (см. «Сказки дервишей»).
Обучение Байазида было закончено, когда последний из его учителей, Хазрат Имам Джафар, однажды попросил его принести книгу с полки. Байазид спросил Хазрата, где висит эта полка. Toт удивился: «Ты столько лет провел в этом доме и не можешь вспомнить, где полка?» Байазид ответил: «За все годы, что я провел с Вами, я никогда не поднимал головы и не смотрел по сторонам». Джафар был доволен и сказал, что наставления Байазиду более не нужны. Странствия его закончились, и он вернулся в Бастам.
Мавзолей Байазида
Агиографы называют Байазида захидом - аскетом, отшельником. Но можно ли назвать аскетом Влюблённого, чья любовь поглотила его столь всецело, что он весь мир готов положить к ногам Возлюбленной? Байазид говорил:
«Аскеза Байазидa продолжалась три дня. В первый день он отказался от этого мира. На второй день он отказался от мира загробного, и в последний день он отказался от всего, что отделяло его от Бога».
Часто люди, посвятившие жизнь духовным практикам, не осознают, что, последовательно ниспровергая мирских идолов, незаметно растят кумира из собственной духовности и мудрости. Байазид на вопрос, чего следует избегать в духовной жизни, отвечал: «Сосредоточьте ваше внимание на Боге, а не на духовности. Самой плотной завесой между человеком и Богом бывает мудрость мудреца, богослужение богомольца и благочестие благочестивого».
Эта «белая завеса» часто бывает препятствием на Пути даже самых искренних искателей. Когда Байазид преодолел её, «скрытое за завесой» было явлено его духу.
Суфий Аль-Худжвири описывал опыт переживания сокрытого, дарованного Байазиду:
«Я увидел, как моё внутреннее существо было взято на небо. Оно ни на что не взглянуло и ничему не уделило внимания, хотя pай и aд были явлены ему, — ведь оно избавилось от преходящего и отбросило завесы. Потом я стал птицей, чьё тело было Единством, а крылья — Всюдубытием, и я летел в пространстве Абсолюта, пока не попал в сферу Очищения, не увидел поле Вечности и не узрел на нём древо Единства. Я взирал на всё это — и был всем этим. И я воскликнул: “О Господи, со своей самостью я не могу добраться до Тебя и не могу ускользнуть от своего "я". Что же мне делать с собой?”» (из книги Аль-Худжвири «Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец»)
Мировое Древо. Настенная роспись в мечети Вакиль, Шираз
Прошло время, и однажды во сне Байазид получил ответ от Бога: «Покинь себя и приходи!»
И он оставил себя и узнал, что значит, когда малое «я» растворяется в истинном «Я». Люди боятся представить себя каплей, поглощённой океаном, но разве боятся они, когда их сердца сливаются в одно с сердцами их возлюбленных?
Позволь, о Господи, мне не существовать!
Доколь меж нами будет «я» стоять?
(стихотворное переложение афоризмов Байазида - здесь и далее - взято из этого источника и отредактировано мной)
Когда Байазидy было семьдесят четыре года, ему задали вопрос, сколько ему лет, на что он ответил: «Четыре». Его спросили: «Как это может быть?» Он сказал: «Семьдесят лет я был отгорожен этим миром от Бога, но в течение последних четырех лет я видел Его. Время, пока человек пребывает за завесой, не может считаться жизнью».
Пожилой житель Бастама у мавзолея Байазида
Байазид описывал свой опыт так:«Я вылез из своей «байазидности», как змея из старой кожи. Затем я осмотрелся. Я увидел, что влюблённый, Возлюбленный и Любовь — одно, поскольку в состоянии единения всё может быть только одним».
Я сбросил самость, словно кожу - змей,
И в Сущность заглянув, я слился с ней.
Пережив растворение в Высшем Я, Байазид понял и другое: «Тридцать лет я искал Бога. Но когда я вгляделся, то увидел, что на самом деле Бог был искателем, а я — искомым».
Я тридцать лет искал Божественную cуть.
Когда же Истину увидел, оказалось,
Что Бог был ищущим от самого начала,
А я искомым был. Таков Познавших путь.
Байазиду принадлежат два высказывания, которые людям буквы часто кажутся противоречивыми, однако именно этот парадокс - тайна Пути суфия:
«Всё, что я обрел на Пути, было результатом Его милости, а не моих усилий или духовных упражнений».
«То, о чём мы говорим, никогда не будет найдено посредством поиска, и однако только ищущий находит это».
Однажды в дверь Байазида постучали. Он спросил, кто там. Незнакомец ответил, что ему нужен Байазид. Святой сказал: «Я тоже последние тридцать лет ищу Байазида, но до сих пор не нашёл».
От «байазидности» суфия не осталось и следа, и устами его говорил не Байазид, но сама Истина. В состоянии экстаза святой часто произносил слова, казавшиеся тем, кто придерживается буквы писаний, не понимая их сути, ересью и богохульством. К примеру, известно его восклицание: «Преславен Я! О, как Я велик!» (Субхани, субхани ма азама ша'ни).
Более пятисот экстатических изречений Байазида записал его племянник и ученик Абу Муса. Другие высказывания Абу Муса сокрыл, сказав: «Я уношу с собой в могилу четыреста изречений Байазида, так как не вижу человека, кто смог бы понять их».
Вера Байазида была столь отличной от лицемерия людей, считающих себя искренне верующими, что даже некоторые из его учеников не понимали его:
Однажды глубоко религиозный человек, ученик Байазида, сказал ему следующее: «Я не понимаю, как может человек, признающий Бога, не ходить в мечеть для поклонения». Байазид ответил: «Я же не понимаю, как может человек, познавший Бога, поклоняться ему и не сойти с ума, признав свою обрядовую молитву бесплодной».
Как писал Идрис Шах, когда Байазида спросили о секте, к которой он принадлежит, он ответил: «Я из секты Бога» (см. «Путь суфиев»).
Байазид говорил: «Вначале я искал Бога. Я спрашивал людей: "Где Бог?" И вот однажды Нечто произошло со мной, и я начал спрашивать людей: "Может ли существовать место, где Его нет?"»
Когда человек обретает Бога в своей душе, он становится Преображённым, и ему более не нужны практики, молитвы, паломничества и ритуалы.
«Когда ты удалён от Каабы, то подобает поворачиваться в ее сторону. Но те, кто находятся в ней, могут поворачиваться в любую сторону, какую пожелают»,- сказал Байазид.
Всё мирозданье Божье – в человеке,
Все знания Его - в умах людей.
Любовь Его – всегда в душе твоей,
Дом Бога – в сердце каждого от века.Байазид сказал, что, в первый раз посетив Каабу в Мекке, он видел Каабу. Второй раз он видел Господина Каабы. В третий раз он не видел ничего: ни Каабу, ни Господина Каабы.
Как пишет Аттар, «лицемеры не могли терпеть его слова». По этой причине законоведы выступали против него и даже изгоняли из города. Байазид использовал данные обстоятельства, как подобает дервишу, чтобы преподнести урок оппонентам:
Однажды кто-то ударил Байазидa палкой по лицу, и она сломалась. Святой взял другую палку, миску мёда и поднёс тому человеку, который ударил его, со словами: «По вине моего лица ты потерпел убыток. Вот тебе новая палка, вместо старой, и мёд, чтобы ты мог подкрепиться».
Объяснение урока, который извлекал из подобного опыта он сам, может быть найдено в другой истории:
Байазид услышал Глас Божий: «В Наших сокровищницах - много молитв и богослужений, полученных Нами от преданных. Ты должен предложить Нам то, чего у Нас нет». Байазид спросил Бога, чего Ему не хватает, и получил ответ: «Кротости, беспомощности, смирения и страдания. Мы любим эти чувства и приближаем к Себе того, кто предлагает их Нам».
Байазид понимал, что гонения и несправедливость, терпимые от людей, не отличаются по своей сути от другой крайности - преклонения и славословий. Для дервиша же и то, и другое - средство научиться быть свободным от мнения людей и помнить, кто истинный Судья наших поступков:
Один человек, проводивший много времени с разными учителями Пути, спросил Байазида: «Почему, пробыв рядом со святым столь долго, я так и не усовершенствовался духовно?» Байазид ответил: «Потому что твоя животная душа (нафс) неподвластна тебе, и ты не пренебрегаешь почётом, как пренебрегаешь позором. Считай их равными».
«Моим страстным желанием является никогда не испытывать страстных желаний», - говорил Байазид. Когда кто-нибудь просил Байазида помолиться, чтобы исполнились его желания, и святому не удавалось разубедить просящего, он молился так: «Он — одно из Твоих созданий, и Ты его Создатель; Тебе известно его состояние. А кто я такой, чтобы становиться между Тобой и им?»
Гробница Байазида за серебряной решёткой
Кроме нескольких паломничеств и коротких путешествий, Байазид провёл оставшуюся жизнь в Бастаме, где и перешёл в лучший мир в возрасте около 80 лет.
Некто спросил Байазида: «Почему ты так долго живешь в одном месте? Разве ты не знаешь, что стоячая вода делается зловонной, грязной и изменяет цвет?» Байазид ответил: «Почему бы нам не превратиться в реку?»
И жизнепоток его, завершив свой земной круг, стал полноводной рекой, к которой припадают тысячи и тысячи ищущих…
...Мы входим в небольшое помещение внутри мавзолея, где за старинной серебряной решёткой стоит гробница Байазида, и рассаживаемся вдоль стен. Местные паломники, по-видимому, редко видят путешественников издалека, поэтому, не особо стесняясь, снимают нас на телефоны как диковину. Сосредоточиться на молитве, которую перед посещением Байазида специально нам дал наш Проводник, в такой обстановке довольно трудно. Ритмическая формула Проводника, составленная им на своебразном «птичьем языке», состоит из трёх фраз, последняя из которых заканчивается слогом «зи» - как в имени Байазид. Проводник объяснил нам, что этот короткий слог и есть сущностное имя Байазида, а сочетание звуков в слоге «зи», похожее на звук режущих ножниц, это вибрация захида, аскета, она как бы разрезает путы мира материи, связывающие душу человека.
Я сфотографировала их и показала им, что детям чрезвычайно понравилось, и они дружно принялись приплясывать вокруг, громко повторяя какое-то слово на фарси, снова, и снова, и снова... как зикр. И вот с этим детским речитативом я незаметно вошла в Присутствие Байазида. Внутри у меня как будто прозвучал его голос, резко и требовательно, вопрошая: «Зачем ты приехала сюда, за тридевять земель? Ведь ты могла найти Байазида, не выходя из дома!»
Действительно, зачем? Кто знает? Может быть, затем, чтобы услышать это...
Прикосновение лбом к серебряной решётке гробницы Байазида каждый раз вызывало слабый удар током. Может быть, электростатические свойства серебра тому виной, а может быть, действительно проходит какая-то сила через это место…
В «Жизнеописании святых» Аттар приводит слова Байазида:
«Когда Бог освободил меня, отделил от всего творения, озарил меня своим светом и раскрыл мне свои тайны, я увидел Бога своими собственными глазами. Когда же я сравнил Его сияние со своим, то последнее показалось чёрным пятном. Пред Его славой и величием я выглядел маленьким и ничтожным. Пред Его чистотой я был нечист.
Я осознал, что лишь тогда, когда Он дает силу, приносят плоды наши духовные усилия, ибо Он - подлинный Вершитель.
Когда Бог растворил мою самость, оживил меня и открыл мне свою Сущность, милостью Господней я увидел Его, и в тот же миг стал нем, глух и абсолютно несведущ. Завеса эго была отброшена, и я долго пребывал в этом состоянии, не владея органами чувств. Затем Господь обратил на меня Божественные глаза и уши, и я обнаружил, что всё было в Нём.
Я попросил разрешения пребывать с Ним. Мне было приказано оставить предписания священных книг и успокоенность.
Тогда по Его требованию я попросил у Него Его самого и молился Ему, чтобы Он позволил мне быть рядом с Ним, отстранясь от людей и всего мирского — того, что не Божественно и чуждо Ему. И так Он даровал мне свою милость, и я вошел во Дворец Божественного Единства (таухид), где мне было сказано, что отныне моя воля будет Его волей.
Отныне я живу жизнью, где нет смерти, и которая будет длиться вечно».
«Для работы над собой нужна энергия. Ни один человек не может совершать усилия без этой энергии. ... В мире есть люди, но их очень мало, которые связаны с Великим Хранилищем, или Накопителем энергии. Этот резервуар неисчерпаем. Те, кто связаны с ним, могут помочь другим. Предположим, что человеку нужно сто единиц энергии для трансформации, а у него есть только десять, и больше он сам сделать не может. Он беспомощен. Но с помощью кого-то, кто связан с Великим Накопителем, он может занять еще девяносто. Тогда его работа становится эффективной».
Эти слова Г.И.Гурджиева, приведенные Дж.Беннеттом в книге «Свидетель», относятся к тем из суфийских Учителей, кого называли «Осью» или «Магнитным полюсом времени» (Кутб-аз-заман).
Одним из таких людей был персидский суфий Ахмад-и-Джам, учивший в Хорасане в 12-м веке. Слава о нем как об учителе, целителе и чудотворце до сих пор жива в обширной области от востока Ирана до севера Афганистана и юга Туркменистана. (Великий суфийский поэт Абдуррахман Джами, почитаемый в Средней Азии, взял своё имя в его честь).
Ахмада из Джама называли алхимиком, утверждая, что всё, чего бы ни коснулась его длань, превращалось в чистое золото. И такая трансмутация действительно происходила, хотя вовсе не в том буквальном смысле, в каком понимали данную фабулу любители сказок о силе.
В чём был источник чудесных деяний шейха из Джама?
Ему был открыт доступ к тому самому Великому Накопителю неисчерпаемой силы, способной просветлять всё, что входит в соприкосновение с ней. Как смог Ахмад-и-Джам стать достойным столь несравненного дара? Он вверяется Всевышним тому, кто достиг состояния духовной нищеты. «Нищета» или фахр по-персидски, от которого происходит слово факир, «нищий», - очень древний технический термин Школ Мудрости, и мы вернёмся к его сути чуть позже...
Мавзолей Ахмада-и-Джами в Торбат-и-Джаме
...Ахмад Ибн Абульхасан Джами-и-Намаки, более известный как шейх Ахмад-и-Джами или Ахмад-и-Джам, родился в селении Намак в Хорасане в 1048 году. Его семья вела родословную от Джарира Ибн Абдуллы, сахиба (соратника) Пророка ﷺ. При этом внешность и черты лица Ахмада, по свидетельству современников, были совсем не арабскими, а вполне персидскими. Средневековые источники описывают его как синеглазого человека с рыжими волосами и бородой винного цвета. Он был высокого роста и мощного телосложения, сильным и бесстрашным, благодаря чему получил прозвище «Громадный Слон» (Жанде Пиль).
Отец Ахмада был простым земледельцем (известно, что он владел виноградником) и не мог научить сына ни читать, ни писать. Отец до самой своей кончины не верил в духовные способности Ахмада и увидел их только на смертном одре, как утверждает одна из историй. Как водится, нет пророка в своем отечестве...
Учителем Ахмада был шейх Бу Тахир-и-Курд, последователь Абу Саида аль-Хайра, знаменитого суфия (фигурирующего в известной истории, когда Ибн Сина после разговора с Абу Саидом сказал: «То, что я знаю, он видит»). Как рассказывают истории, Абу Саидом был предсказан приход Ахмада к шейху Бу Тахиру, для чего Абу Саид оставил последнему свою хирку (мантию или халат дервиша, передача которых символизирует наделение преемника тонкой силой или баракой Учителя).
Хирка должна была быть передана тому из учеников, кто будет соответствовать описанию, данному Абу Саидом. Когда Ахмад-и-Джам вошел в ханаку Бу Тахира, тот узнал в нем признаки того самого человека, появление которого предсказал Абу Саид.
В возрасте пятнадцати лет Ахмад полюбил девушку, о которой он говорил как о «спрятанной за вуалью». В течение пяти лет он не мог думать ни о чем, кроме нее, мысль о ней вмешивалась даже в его молитвы. Позже Ахмад сравнивал это всепоглощающее чувство с любовью, которую святые испытывают к Богу.
Став молодым человеком, до двадцати двух лет он вел разгульный образ жизни, попав в компанию к молодым повесам, проводившим время за вином и шумными вечеринками. Поворотный момент наступил для Ахмада в один вечер, когда юноша стал свидетелем чудесного превращения вина, которое он вез своим собутыльникам, в чистый мёд. Это так потрясло Ахмада, что он покинул круг своих друзей и ушел в отшельничество в пещеры в горах Намак недалеко от Джама.
Последующие восемнадцать лет Ахмад-и-Джам посвятит укрощению своей животной натуры.
Однажды, когда его низшее «я» возжелало сладкой пищи, то, чтобы проучить его, Ахмад постелил себе ложе из терновых ветвей и катался на нем, пока все все его тело не начало кровоточить. Будучи человеком страстным и темпераментным, в войне с низшим «я», нафсом Громадный Слон порой доходил до крайностей. Однажды, обуреваемый позывами плоти, он в порыве гнева хотел лишить себя органа страсти. Однако, когда его рука с острым ножом уже была занесена, чтобы совершить необратимое, Ахмад услышал голос: «Если ты сотворишь это, ты запятнаешь свою душу кровью тридцати девяти святых».
(Впоследствии, когда Ахмад-и-Джам вернулся к нормальной жизни, у него действительно родилось тридцать девять сыновей и три дочери. Он был женат восемь раз, в последний раз уже в возрасте 80 лет. Четырнадцать из его сыновей пережили его, и большинство из них также стали духовными учителями, хотя и не сформировали ордена наподобие Сухраварди, Мевлеви или Чишти).
Спустя восемнадцать лет жертв Ахмад понял, что цель его отрешения от мира была достигнута. Он стал факиром, «духовно нищим». Позже он объяснит своим ученикам, что это означает: духовная нищета отбрасывает все атрибуты, освобождает человека от всего, что он считает собой – и в хорошем смысле, и в плохом.
Он более не держится ни за одно из своих верований, убеждений, принципов и понятий, понимая, что всё это тоже лишь «пожитки», собранные его умом. Как может нищий духом судить себя или других, не считая себя обладателем правды? Из-за этого люди книг и принципов могут посчитать его неверующим или еретиком, но разве мнение людей может иметь какое-то значение для того, кто не привязан ни к чему?
Духовно нищий становится гибким и текучим. Он не сожалеет о прошлом и не питает ожиданий от будущего. Он делает себя пустым сосудом, для того, чтобы быть наполненным благодатью и волей Водителя в каждый миг своей жизни.
Келья (чиллахона) для уединенного созерцания в ханаке Ахмада-и-Джама
Человек нищеты, по выражению шейха Ахмада, подобен мячу для поло, который не катится сам, по собственной воле. Он принимает все удары клюшки и катится туда, куда его направляют Высшие Силы, никогда не зная и не спрашивая, сколько раз, до каких пор и кем по нему будут ударять. Он также не противится тому, когда Высшие Силы используют его как клюшку для удара, как посредника своей воли. Факир становится таким - не подвластным ни страстям, ни искушениям. Когда это происходит, его покидает страх, а в сердце его поселяется великое спокойствие и смирение.
...В Нагорной Проповеди Христа есть загадочные слова: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» (Мф. 5:3). Толкования этих слов всевозможны, но к восприятию их сути как метода древних Школ Совершенствования Человека можно также приблизиться, изучая путь суфиев. Слово «нищета» в устах персидских дервишей означало отказ не столько от привязанности к материальным вещам, - хотя бедность тоже могла быть частью пути факира - человека, идущего «путем нищеты», но отрешение гораздо более радикальное.
В одном из сохранившихся писем Ахмад-и-Джам описывает особенности состояния нищего духом:
«Спрашивать о состоянии фахр, нищеты - вопрос, достойный ребенка. Человек, чье сердце объяло нищету, не нуждается ни в объяснении её, ни в поиске. Признак нищеты - в том, что она лишена признаков. И все же, когда человек достигает такого состояния, с ним случаются и становятся всем очевидными чудесные вещи, что указывает на его внутреннее достижение.
Из солончака пресная вода не потечёт. Нищета - это алхимия, преображающая все, чего она касается, своим качеством. Когда нищета укореняется в человеке, она проявляется как преображение его характера и природы. Свойства дьявола, и зверя, и человека: страсть, жадность, гнев, ревность, зависть, гордость, суемыслие и тому подобное покидают его составную природу, и знамя его возвышения поднимается в реальности Божественного Единства.
Послушайте о том, чему меня научил опыт. В любом мирском деле, научившись ему от кого-то, вы станете умельцем. Но когда речь идет о нищете, все, кто входит дверью имитации, выходят через дверь ереси. Когда Пророка, благослови его Господь, спросили: «Что есть нищета?», он сказал: «Одно из богатств Бога». И вновь его спросили: «Что есть нищета?» Он сказал: «Одно из богатств Бога». И в третий раз спросили его: «Что есть нищета?» И он сказал: «Это то, что Господь дарует лишь пророкам и верующим, щедрым к Богу». Пророк, мир ему и благословение, также сказал: «Нищета - моя гордость».
Духовная нищета – на самом деле «вид неверия», как говорится в хадисах, и до тех пор, пока те, кто считает себя верующими, не заклеймят вас как неверующего, нищета не раскроет вам своей подлинной красоты.
Особенность нищеты и пребывания духовно нищим - в том, что какая бы страсть, или тоска, или надежда и прочее ни были в вас ранее, все это исчезает. Пока вы не вычеркнете, не вычистите это из себя, отказываясь как от утверждения, так и от отрицания, данные истины не укоренятся в вашем существе. Нищету нельзя описать. Любые описания – учёт лавочника, а не нищета. И Бог лучше ведает...»
...В возрасте сорока лет Ахмад-и-Джам оставил уединение и вернулся к обычной жизни. Жар внутреннего усилия и огонь жертвенника, пылавшие в течение столь долгого времени, совершили алхимическое преобразование, и более не были необходимы. Этого не понимают те, кто возносит аскетические практики как самоцель. Когда цель Делания достигнута, тигель снимают с огня, и миру является Философский Камень.
Парадокс духовной нищеты и наиглубочайшая её тайна такова: тот, кто стал никем, кто свёл своё «я» до нуля - он становится ВСЕМ. Нет таких знаний, могущества, сил и способностей, которые не сделались бы открытыми ему. Мирские блага более не вредны тому, кто освободил себя от привязанности к ним. Пожертвовавший всем может иметь всё – человеческое благополучие, власть, материальное богатство, ибо, внешне распоряжаясь всем этим ко славе Создателя, он более никогда не загрязнит свою душу привязанностью к ним.
За время аскетического уединения у Ахмада открылись сверхобычные способности, среди которых была мощная целительская сила, и он посвятил себя помощи страждущим. В одной из книг Ахмад-и-Джам позже написал: «Если перед тобой стоит выбор: выполнить обязательный молебен или просьбу слабого, лучше оказать помощь слабому, ибо он нуждается в ней более, чем Всевышний в нашем поклонении».
Истории об исцелении Ахмадом различных недугов, приведенные в книге под названием «Духовные подвиги», составленной учеником шейха, очень напоминают евангельские притчи.
Говорят, что Ахмад-и-Джам брением из слюны и праха или простым прикосновением восстанавливал зрение незрячим; молитвой и мановением руки исцелял тяжелых больных, которые уже не вставали с постели; изгонял бесов из душевнобольных; ставил на ноги парализованных; излечивал эпилептиков и т.д. Изложенное в этих многочисленных историях, где приводятся имена реальных людей в разных селениях и городах, может показаться маловероятным, но если эти сказания содержат хоть малую толику истины, то целительская мощь Ахмада была поистине удивительна.
Одним из раскрывшихся в шейхе талантов была способность избавлять людей, как сейчас говорят, от алкогольной зависимости. В наше время алкоголизм считается болезнью, но в то время это называлось «привести грешников к покаянию». Агиографы утверждают, что за пятьдесят лет Громадный Слон «привел к покаянию» 180 тысяч любителей вина.
Рассказывают также, что Ахмад-и-Джам своими руками разбил 10 тысяч кувшинов с вином (возможно, неприятию спиртного способствовал опыт, полученный суфием в молодости). Кроме того, Ахмад-и-Джам также был известен тем, что уничтожил более тысячи музыкальных инструментов, использовавшихся для развлечения.
Великий персидский поэт Хафиз, который, судя по всему, был наслышан о деяниях шейха Ахмада, посвятил ему следующую строфу:
Раб кубка винного - Хафиз... Лети, зефир! В сие мгновенье
Ты шейху Джама передай от нас, рабов вина, почтенье.
Стоит отметить, однако, что отношение шейха к суфийскому ритуалу сама, где использовались музыка и танцы, не было столь категоричным. Он считал неприемлемым использование музыки для возбуждения страстей и получения чувственного удовольствия, но не отвергал ритуалы, где музыка применялась как средство достижения высших состояний. При этом, отмечал шейх, лишь те из учеников, кто уже достиг определенного прогресса в духовном развитии, были достаточно зрелыми для участия в сама.
Так или иначе, в ханаке шейха Ахмада, которую он вместе с мечетью построил на окраине Торбат-и-Джама и где обучал дервишей, музыкальные церемонии не были регулярной практикой.
Вместе с учениками Учитель совершал поездки по Хорасану, посещая Герат, Нишапур, Мерв и Бастам и приобретя в этих городах немало последователей. По мере того, как росла слава шейха Ахмада, к нему начали обращаться за советом власть предержащие. Рассказывают, что у суфия были особые отношения с сельджукским султаном Санджаром, навещавшим святого в его ханаке и взятым Ахмадом под свою духовную защиту.
Согласно одной из историй, шейх Ахмад, в видении узнав о том, что Санджару грозит опасность от его собственного полководца, отправился во дворец и вылил кубок с отравленным питьем, куда злоумышленник поместил яд. Полководец, испугавшись за свою жизнь, сбежал и поднял мятеж. Хотя данная история не обнаружена в анналах, упоминаемый в ней полководец был реальным лицом, настроившим часть армии против султана. Мятеж был подавлен Санджаром.
Ясновидение было одной из особых способностей шейха Ахмада, и множество эпизодов его жизнеописания посвящены этому.
Он безошибочно предсказывал свержение или смерть одних правителей и возвышение других, урожай или неурожай тех или иных культур, набеги саранчи и в связи с этим повышение цен на зерно и т.д. Он таже видел грядущие события в жизнях отдельных людей и давал советы, которые всегда оказывались правильными. Шейх Ахмад использовал свои необычные способности даже для таких бытовых вещей, как указание места, где находится пропавший осел или корова, или где зарыт клад.
Чтение мыслей также было одной из сверхспособностей шейха.
Так, когда к нему приходили с просьбами, он давал человеку ответ еще до того, как тот изложил ее суть. Часто он знал, что о нем говорят за его спиной его ученики и упрекал их за это, в точности излагая их беседу. Также мог он разгадать планы неприятелей в отношении него и таким образом обойти их ловушки.
Отдельная категория историй описывает необычайную жизненную силу или особый магнетизм, который ощущали все, находясь в присутствии Громадного Слона - как люди, так и животные.
Некоторые принимавшие его у себя в гостях люди утверждали, что из окон комнаты, где он останавливался на ночлег, в темноте исходило странное сияние. Ахмад-и-Джам мог даровать бесплодной паре рождение сына, а мог наслать гипнотический ступор на своих клеветников, так, что они не могли вымолвить ни слова. Шейх мог благословить поле или плодовое дерево, и они давали небывалый урожай. Он мог вызвать или, наоборот, прекратить дождь. Он обладал властью внушения мыслей не только людям, но даже животным, которые слушались его без слов.
Конечно, все вокруг хотели знать, откуда у человека могут взяться такие способности. Косвенный ответ можно найти в письмах Ахмада-и-Джама, где он разъясняет, что такое суфийская барака, благодать, на примере пчелы.
Пчела, несмотря на ее малый размер, была одарена благодатью Бога. Однако, как пчела не способна объяснить эту Божественную щедрость, так и человек, наделенный великими силами, не в состоянии дать разъяснение относительно Его выбора, хотя дарованная ему барака, как и пчелиный мёд, излечивающий болезни и услаждающий вкус, - самое убедительное свидетельство благословения свыше.
В послании к самаркандцам, по-видимому, задававшим шейху Ахмаду именно этот вопрос, он писал:
«Вы упомянули высказывание [из Корана]: «И внушил Господь твой пчеле: «Устраивай (себе) в горах дома, и на деревьях и в том, что они [люди] строят»». Это сказано о пути суфия. В этих самых словах содержится полный ответ на то, о чём вы спрашиваете.
Несмотря на присутствие многоцветного павлина, царственного орла, высоко парящего сокола, долгоживущего грифа, увенчанного короной удода, пленяющих сердце куропатки и фазана, а также множества сладкоголосых птиц, почему именно маленькая пчела была вдохновлена откровением и удостоена чести безо всякой причины?
Потому что щедроты Господни не основаны на заслугах, «Господь ведет к своему свету того, кого пожелает». Даже если бы пчела хотела выразить то, что было ей явлено в откровении, она не смогла бы этого сделать, хотя ее собственная природа, восстанавливающая людское здоровье, - проявление откровения Господнего.
То, что она производит - проявление её сущности, хотя её жужжание не сможет перевести это в слова. Когда мы говорим о её цельном, вселяющем жизненную силу и поднимающем дух мёде, мы знаем, что есть нечто в пчеле, не существующее более нигде. Как сказал поэт:
«То, что есть в ней, в красавицах иных ты не найдёшь...»
Когда это качество было вложено в пчелу, все остальные остались ни с чем. Любой хворый в поиске средства излечения должен съесть то, что она производит. О мой друг и брат, то, что вложено в пчелу, совершенно особенно. Как сказал поэт:
«В тот день, когда печатью небеса они замкнули,
Влюблённых золото иною формою отлили.
Судить о форме той наш ум, увы, бессилен,
Ведь не умом чеканено совсем то злато было».
*****
За исключением паломничества в Мекку, Ахмад-и-Джам провел всю свою жизнь в Хорасане, дожив до 96 лет. Рассказывают, что один из учеников увидел во сне место, где будет расположена могила шейха. Ахмад, попросив ученика указать его, выбрал данное место для своего упокоения.
Надгробие Ахмада-и-Джама. Следуя традиции, на его могиле посажено фисташковое дерево, дабы защитить место захоронения от вандализма.
В местности вокруг Джама, Бахарза и Герата проживают более 700 потомков шейха Ахмада, большинство из них в Торбат-и-Джаме. Очень немногие из иранских семей могут отследить свою родословную на 900 лет назад. Род Ахмада из Джама пользуется уважением среди местных жителей, и хранителями мавзолея шейха по сей день являются его прямые потомки.
Один из них, потомок Ахмада-и-Джама в 27-м поколении, сопровождал нас в нашем зиярате по мавзолею. Он был очень доброжелателен, но, к сожалению, не говорил на иностранных языках. Открыв двери ханаки, запертые на множество замков из опасений, что туда могут проникнуть вандалы, он показал нам стенд, где были сведения об Ахмаде на разных языках, в том числе и на русском. Оказалось, что кто-то из потомков шейха учился в России и составил этот текст.
- Почему? - спросил искатель просветления.
- Потому что этому препятствует твоё тщеславие, - сказал мудрец.
- Но как мне от него избавиться?
- Есть одно средство, но оно тебе не подойдёт.
- И все же назови его.
Байазид сказал:
- Ты должен сбрить бороду, снять верхнюю одежду и надеть на шею торбу с грецкими орехами. Затем ступай на базарную площадь и кричи во весь голос: «Даю орех тому сорванцу, который ударит меня по шее». Потом пройдись перед зданием суда, чтобы старейшины города увидели тебя в таком виде.
- Но я не могу пойти на это, - взмолился человек, - прошу тебя, расскажи мне о каком-нибудь другом средстве.
- Это первый и единственно возможный шаг к цели, - сказал Байазид. - Но ведь я предупреждал, что это средство тебе не понравится, поэтому помочь тебе нельзя».
(И.Шах, «Сказки дервишей»)
Кажется маловероятным, что нашёлся бы человек высокого положения, согласный пройти через столь жёсткое стирание отождествления со своим статусом, какое предложил Байазид. Однако такой человек в истории суфийской Традиции был.
Звали ученика Абу Бакр Шибли, а учителем его был Джунайд из Багдада.
Абу Бакр бен Джахдар Аль-Шибли (861-946) родился не с простой серебряной ложкой во рту, а с золотой в алмазах. Отец его был управляющим двора багдадского халифа. Эта престижная должность, как и огромное состояние, перешли по наследству Абу Бакру. К тому времени Шибли был уже состоявшимся богословом-факихом, в течение двадцати лет толковавшим Писания. В зените карьеры Шибли халиф назначил его эмиром Дамаванда, области на севере Ирана.
…Здесь, в Дамаванде, теперь находится один из мазаров Шибли, куда мы с Друзьями заехали на обратном пути в Тегеран. Эта октагональная кирпичная башня 12-го века высится на холме к востоку от Дамаванда, и все бывшие владения эмира Шибли видны отсюда, как на ладони.
Вид на Дамаванд от мавзолея Шибли
(здесь и далее фотографии, сделанные нами в мавзолее)
В течение десяти лет правления Шибли Дамаванд процветал, и, казалось, живи да радуйся, но судьба готовила для эмира совсем иной Путь. Позже Шибли скажет: «Люди благодарят Бога за его милости, я же благодарю его за посланные мне испытания».
Смена правителей привела к отставке Шибли, и он вынужден был вернуться в Багдад. Здесь он встречает своего первого суфийского учителя, а затем попадает к круг Джунайда, одного из великих суфиев своего века.
В «Жизнеописаниях святых» (Тазкират уль-аулийя) Аттарa рассказывается, что, придя к Джунайду, Шибли сказал: «Я слышал, что у тебя есть драгоценный камень. Если у меня достаточно денег, чтобы купить его, продай его мне, но если цена камня выше той суммы, что я могу предложить, даруй мне его бесплатно». Джунайд сказал, что драгоценность Шибли не по карману, а если ему отдадут её даром, то Шибли не сможет по достоинству оценить этот камень. Если он хочет заполучить сокровище, ему придётся самому погрузиться за ним в пучину Единства, оставив своё «я». И если он выдержит все испытания, драгоценный камень будет дарован ему Всевышним.
Джунайд учился у суфийского Мастера Ибрахима бен Адама, кто, рождённый принцем, отрёкся от престола Балха, чтобы следовать Пути. Поэтому кто, как ни Джунайд, знал, что препятствием на Пути Шибли стоит именно то, что тот считал своим достоинством - благородное происхождение, учёность, богатство и власть?
Джунайд велел Шибли продавать на рынке серу в течение года. Когда, спустя год, Шибли вновь пришёл к Джунайду, тот сказал ему: «Теперь стань дервишем, и пусть единственным твоим занятием будет сбор подаяний». Шибли начал просить милостыню, но люди отказывали ему. Он вернулся к Джунайду, и тот сказал: «Для людей ты теперь никто. Пусть и мир для тебя станет ничем». Затем Джунайд приказал Шибли отправиться в Дамаванд, где бывший эмир занимал высокое положение. Ему было велено переходить от двери к двери и просить прощения у каждого, кого он мог обидеть когда-то. Шибли отправился туда и заходил в каждый дом, пока не обошел все. Остался дом еще одного обиженного. Хозяина его Шибли не нашёл. Он рассказывал: «Я раздал сто тысяч дирхемов, но без этого единого прощения сердце моё так и не находило покоя».
Мавзолей Шибли в Дамаванде
Возможно, усвоенное Шибли за эти годы побудило его, спустя годы, на вопрос: «Кто есть суфий?» ответить: «Тот, кто не просит, не отворачивается от испытаний и не накапливает».
Судя по всему, отказ от материального благополучия был не столь трудным для Шибли, как отказ от отождествления со своим общественным статусом - того самого препятствия, о котором говорил Байазид тщеславному ученику.
Однажды у Шибли спросили: «Кто указал вам Путь?»
Он ответил: «Собака. Однажды я увидел, как она, умирая от жажды, застыла у кромки воды. Каждый раз, когда она видела свое отражение, собака в испуге отскакивала назад, принимая его за другую собаку. Наконец жажда взяла верх, собака отбросила страх и отчаянно прыгнула в воду. Другая собака исчезла. Так было устранено препятствие между ней и тем, к чему она стремилась, — препятствие, которое заключалось в ней самой. Точно так же исчезло моё препятствие, когда я понял, что оно есть».
В другой раз Шибли сказал кому-то: «Знаешь, почему ты не можешь достичь состояния Единения (таухид)? Потому что ты ищешь Его через себя».
Хотя окружающие стали замечать изменения, произошедшие в Шибли, Джунайд понимал, что нафс его любимого ученика ещё не до конца побеждён.
Однажды ученики восхваляли Шибли: «Нет никого равного ему в искренности и страсти, с устремлениями более высокими и чистыми, чем у него, среди идущих по Пути». Вдруг пришёл Шибли и услышал то, что они говорили. Джунайд сказал: «Вы его не знаете. Он презренный и тёмный. Гоните его в шею». Ученики вывели Шибли. Он сел на порог, а ученики закрыли за ним дверь и сказали: «О шейх, вы же знаете, что всё, что мы говорили о Шибли - правда. Отчего же вы приказали нам такое?» Джунайд ответил: «Шибли в тысячу раз лучше того, что вы о нём говорили. Но вы гнались за ним с острым мечом, а мы поставили щит перед ним. Тогда от меча и след простыл».
*****
Люди часто судят о человеке по поступкам, внешнему виду и по тому, что о нём говорят. Чтобы заставить людей увидеть в себе это свойство, Шибли прибегал к вызывающим и эксцентричным поступкам:
Рассказывают, что однажды Шибли пошел на базар и купил залатанный халат (муракка) и шапку дервиша за две монеты, после чего стал кричать на весь базар: «Кому суфизм за две монеты?»
Каждый получает от учения то, чего достоин. Шибли однажды сказал:«Истинный внушил Дауду: "Поминание - поминающим, рай - смиренным, паломничество - странствующим, а Я - только любящим".»
Под словом «любовь», которую люди считают себя способными испытывать, они на самом деле подразумевают нечто совершенно отличное от подлинной Любви. Kак описывается в книге Хакима Санаи Илахи-наме, Шибли дал драматическую демонстрацию подобного самообмана:
Из-за странных восклицаний, часто произносимых Шибли в моменты экстатического слияния, он был посажен, как сумасшедший, на цепь. Несколько людей из его окружения пришли его проведать. Он спросил их, кем они себя считают, и те ответили, что они - любящие его друзья.
Тогда Шибли стал кидать в них камни, и они убежали. Он крикнул: «Вы говорите, что вы мои друзья, любящие меня! Но смотрите — вы заботитесь не обо мне, а о своей защите от камней!»
Если, в попытках уяснить высказывания суфиев, которые кажутся нам непонятными, мы обращаемся к обычному интеллекту, заблуждение неминуемо. Понимание придет, лишь когда нечто в нас сумеет ухватить неуловимое. Толчком к этому может послужить совершенно обыденная ситуация.
Рассказывают, что Шибли шел по Багдаду. Торговец пивом закричал: «Oдин кувшин! Остался только один кувшин!» Шибли издал вопль и воскликнул: «Что может остаться, кроме Единого?»
Когда мы все покинем этот мир, что останется, кроме Единого?
Как-то раз Шибли в состоянии экстаза пришел в дом Джунайда. Жена Джунайда расчёсывала волосы. Она бросилась за чадрой, но Джунайд остановил её: «Нет нужды прикрывать лицо и уходить, ибо опьянённые из этого племени не получают вестей из ада (созерцающие истинную Реальность не подвержены воздействиям иллюзорного мира)». Потом Шибли заговорил и заплакал. Джунайд сказал жене: «Теперь можешь уйти. Ему его вернули, раз в глазах его появились слёзы».
Шибли принадлежит высказывание: «То, как завеса проявленного отделяет человека от Реальности, вовсе не похоже на то, как нахождение в Реальности отгораживает человека от восприятия обычного мира».
Шибли спросили о том, что такое Единство (таухид). Он ответил:
«Тот, кто пытается дать ему определение, уже отклонился от прямого Пути.
Тот, кто указывает на него, всё ещё в плену двойственности.
Тот, кто пытается прийти к нему путем умозаключений, поклоняется идолу.
Тот, кто говорит о нём, - безответственен;
Тот, кто молчит о нём, невежественен.
Тот, кто думает, что достиг его, сам себя обманывает;
Тот, кто воображает, что приблизился, далёк от него;
Тот, кто меряет это при помощи ума и формирует идеи о нём, потворствует воображению;
Тот, кто утверждает, что нашёл это без поиска, является потерянным.
Всё, что произносится устами и воспринимается рассудком, принадлежит тварному миру, как и мы сами».
Шибли был одним из ближайших друзей Мансура Халладжа, другого известного багдадского суфия, позже жестоко казнённого из-за экстатического восклицания «Я есть Истина!», сочтённого богохульством. Шибли избег подобной участи лишь потому, что его считали блаженным, сумасшедшим. Конечно, не исключено, что он сам использовал образ безумного для сохранения свободы произносить слова Истины там, где пожелает.
Джунайд, который был против откровенных высказываний Халладжа и Шибли на публике и считавший, что эзотерическое учение следует оберегать от профанации, говорил Шибли: «Мы сохраняем Учение по законам гармонии и говорим о нём лишь в подземельях (сердаб), зачем же ты выносишь его на поругание толпы с её приземлённым мышлением?» На это Шибли ответил: «Разве тот, кто слышит, как и тот, кто говорит, не Он сам?»
Сердабом в Персии и Центральной Азии называли подземное помещение дома без окон, куда вёл очень узкий вход. Его, как правило, использовали в жаркое время года. В ханаках - собраниях дервишей сердаб использовали, как и крипту средневековых соборов, для закрытых радений. Верхнее помещение было предназначено для обычных общественных функций, сердаб – для эзотерических, туда допускались только люди из внутреннего круга.
В связи с этим было интересно обнаружить, что в башне Шибли в Дамаванде было два помещения – наземное, октагональной формы, и подземное. Последнее представляло из себя квадратную комнату-сердаб со сводчатым потолком. Его наличие означало, что башню, начиная с 12-го века, использовали для тайных собраний, возможно, дервиши.
...Рассказывают, что однажды Шибли увидел человека, горько плачущего, и спросил: «Почему ты плачешь?» Тот сказал: «У меня был друг, и он умер». Шибли воскликнул: «О несведущий! Зачем ты берёшь в друзья того, кто умирает?»
Одно из экстатических восклицаний Шибли звучалo так: «Ваши времена кончаются, у Mоего же времени нет ни конца, ни начала!»
Абу Бакр Шибли совершил переход на 87-м году жизни. В последний час он повторял стихотворные строки:
Лампа нужна ли в том доме, где Он обитает?
Ведь Божий лик в нем сияет немеркнущим светом.
Что ж удивляться, что свет Его так ослепляет
Тех, кто, решимость увидев мою, сомневаются в этом?
Когда его попросили прочитать свидетельство веры «Нет божеств, кроме Бога», Ла иллахи илла ‘ллах, Шибли ответил: «Я не вижу никого другого, кроме Него, так кого же мне отрицать?» Люди настаивали, что, согласно Писанию, верующий должен уходить со свидетельством веры на устах. Шибли отвечал: «Знайте, что Султан Любви не берёт взяток. Да и как мёртвые могут давать совет живому?»
Шибли был похоронен в Багдаде, где находится его мавзолей. В Дамаванде в память о нём построена башня, куда паломники, такие, как мы, приходят почтить его память. Но, возможно, о том месте, где находится его дух, он сам сказал бы так:
У Присутствия Моего нет ни конца, ни начала,
ни в Багдаде оно, ни в Дамаванде, ни в Ираке, ни в Хорасане.
Но тот, кто искренне стремится,
найдёт Меня в сердце ищущего, чья решимость побеждает все преграды.
Искомое вами ищите внутри себя;
Не в Иерусалиме оно и не в Мекке.
Хаджи Бекташ
Внутри внешнего круга, однако, существует скрытый, внутренний круг, состоящий из индивидуумов, достигших высочайшего уровня развития, каждый из которых обладает сознанием Совершенного Человека. Мы называем их святыми, «друзьями Бога» - авлия - и т.д. Между ними не бывает различия в понимании, потому что им открыта одна и та же Истина. Им не нужны слова, ибо они владеют языком сердца.
В традиции ордена Бекташи внутренний круг человечества, который по легенде явлен в лице сорока святых-эренов, в любой момент времени присутствующих на земле, был символически представлен светильником с четырьмя десятками свечей. Этот бронзовый светильник, увенчанный островерхой шапкой дервиша (алиф-тадж) находится в комплексе-музее теккии Хаджи Бекташа (здесь и далее мои фотографии).
...В июне этого года мы с Друзьями вновь посетили турецкое селение Хаджибекташ, чтобы почтить память Мастера. Для меня это уже второе его посещение — первое состоялось двенадцать лет назад. Кем был Хаджи Бекташ Вели, и зачем мы с Друзьями вновь едем в Анатолию, чтобы установить контакт с его Присутствием?
В комплексе-музее теккии Хаджи Бекташа
Областью, где Хаджи Бекташ Вели проецировал учение суфиев, была Анатолия с ее преимущественно христианским населением, а также тюркоязычными кочевниками, исповедовавшими языческие культы.
Пейзаж Анатолии
Основное учение Бекташи по своей сути едино со всеми другими суфийскими путями. Хаджи Бекташ считал, что все творение, включая человека, создано по единому замыслу и является лишь проявлением Всевышнего, поэтому человек, изучая себя, может познать все мироздание.
Ритуальный светильник о сорока свечах в теккии Хаджи Бекташа также был символическим представлением внутреннего существа человека, а драконы, держащие подсвечники, олицетворяют различные аспекты животного нафса. Один за другим, искатель должен очистить их огнем просветления на пути восхождения к своему высшему Я, символом которого является венчающий светильник алиф-тадж.
Через процесс внутреннего очищения человек усиливает свое светлое начало. Метод сдерживания животных и эгоистических тенденций нафса (самости) ученика, Хаджи Бекташ сжал в известную формулу Бекташи: «Элине, дилине, белине сахип», означающую «осуществлять контроль за руками, языком и чреслами» (или действиями, словами и инстинктами). Дервиши Бекташи использовали аскезу и временные лишения как один из способов укрощения и очищения нафса. (Подробнее об этом я писала здесь).
Вход в чиллахане (келью для уединенной молитвы) - единственное место в сердце нынешнего комплекса-музея Хаджи Бекташа, сохранившееся со времен его жизни. Как написано в пояснительной табличке у входа, Хаджи Бекташ проводил здесь безвыходно сорок дней и ночей в уединении и аскезе (чилла означает «сорок»).
Фигура дервиша Бекташи в келье музее Хаджи Бекташа
В саду теккии Хаджи Бекташа множество цветов, и всегда цветут розы
*****
Хаджи Бекташ перешел в лучший мир предположительно в последней четверти 13-го века. Его гробница находится в турецком поселении, где он провел последние годы жизни; оно было переименовано в честь святого и сейчас называется Хаджибекташ. Историческая теккия, когда-то служившая главным «домом силы» дервишей Бекташи и расположенная рядом с его мавзолеем, по-прежнему является духовным центром и местом паломничества не только для Бекташи, но и для других дервишей.Символическое надгробие над местом упокоения Хаджи Бекташа
Святой источник для омовения у входа в теккию Хаджи Бекташа
Мавзолей Балым Султана в комплексе-музее Хаджи Бекташа
Аверьянов Ю.А. Хаджи Бекташ-Вели и суфийское братство Бекташийа, 2011
Я есмь тот, кто отзывается на зов страждущих,
Кто утоляет жажду жаждущих,
Кто исцеляет болящих.
Я есмь Божья длань, сильная и могучая,
Я есмь Божья тайна.
Отман Баба
То, что привлекает людей к суфийскому Мастеру, имеет природу магнита, хотя сами искатели могут объяснять это притяжение какими угодно причинами. Суфийская работа производит нечто, сравнимое с центростремительной или магнетической силой, притягивающей подобное себе отовсюду. Центром действия такой силы в каждом данном времени и месте служит человек, которого называют кутб-аз-заман – «Столп, Полюс или Магнит Века».
Суфийский Мастер 15-го века Отман Баба был таким магнетическим центром суфийской работы на большой территории восточных земель Османской империи, и главная его деятельность в течение трех десятков лет была сосредоточена на территории нынешней Болгарии. Отман Баба осознавал свое место и предназначение, что отражено в его словах последователям: «Мою мистическую сущность никогда не постичь султанам, а когда вы постигните ее, то узрите железный прут от земли до неба». Символом «железного прута» представлена суть функции Отмана Бабы как оси, вокруг которой формировался центростремительный вихрь суфийского усилия в том веке, в том месте.
Этот человек был целителем, чудотворцем и изгоем. Он мог возвести на трон монарха и способствовать победе в сражении, а мог наслать катаклизмы на его столицу или незримо встать на стороне врага в бою – в зависимости от того, каким было Божественное указание. Иногда Отмана Бабу приглашали во дворцы для совета, а иногда бросали в темницу, намереваясь предать казни; бывало, ему жаловали целые стада в дар, а бывало, держали в рабстве как бродягу. Такова была необычайная жизнь этого Мастера, отраженная в житии, составленном спустя пять лет после его смерти преданным учеником по имени Кючюк Абдал, сопровождавшим Учителя в многолетних скитаниях.
Наша маленькая группа рядом с теккией – мавзолеем Отмана Бабы в болгарском селе Текето недалеко от г.Хасково.
В Писании говорится, что нет пророков в своем отечестве: и Отман Баба был учителем издалека. Его настоящее имя было Хусам Шах; прозвище Отман («осман») он взял позже, чтобы подчеркнуть свое влияние на османского султана Мехмеда II, об отношениях с которым пойдет речь далее. Отман Баба говорил на огузском наречии туркменского языка, а его акцент указывал на то, что он мог происходить из азербайджанских земель или из Хорасана. Кючюк Абдал указывает датой рождения своего Учителя 1378 год. Если эти сведения верны, то святой прожил около 100 лет, перейдя в лучший мир в 1478 году. Согласно описаниям, суфий был высокого роста, мощного телосложения, широкоплечий, с красноватым лицом и «пестрыми глазами», что бы последнее ни означало.
В молодости Хусам Шах имел контакт с суфиями в турецкой Анатолии и даже пробыл некоторое время в теккии Хаджи Бекташа, но затем направился на запад и провел остаток жизни в странствиях по восточным Балканам. Так поступали многие суфийские Мастера, отвечая на призыв силы, предписывающей им отправляться в определенное место, где она нуждалась в усилении.
Конак Отмана Бабы недалеко от селения Текето. Камнем обозначено предположительное место, где он останавливался во время своих странствий, либо где находилась его последняя обитель. Рядом с этим местом дервиши Бекташи устраивают ежегодный праздник в честь святого.
У Отмана Бабы никогда не было постоянного места жительства, и даже когда состоятельные люди предлагали построить для него и его последователей теккию, тот отказывался. При этом Кючюк Абдал пишет, что Учитель его мог появиться мгновенно в неожиданном месте как бы ниоткуда, особенно когда в нем была острая нужда, и исчезнуть так же внезапно. На зиму он с учениками обычно останавливался в теплых краях поближе к Варне, а в остальное время странствовал по всей Болгарии, живя в шалашах и пещерах, под кронами деревьев, а порой и прямо под открытым небом. Когда его спрашивали, почему он живет в лесу, питаясь, как звери, ягодами и листьями, и пьет грязную воду, Отман Баба ответил, что в природе у Всевышнего нет ничего нечистого, и что всякое пропитание, которое Господь посылает – достойно.
Как и многие суфии по-настоящему высоких ступеней, Отман Баба выбрал наиболее трудный из путей, «путь порицания», бросая вызов клерикальному духовенству и говоря правду власть имущим, включая самого султана Мехмеда II, что часто навлекало на Отмана Бабу преследования и гонения. Такой образ действия был характерен для маламати – дервишей, вызывающих упреки и осуждение окружающих. Название маламати происходит от арабского маламат, что означает «порицание». Считается, что начало традиции маламати положил хорасанский Мастер Байазид Бистами, однажды сказавший, что достиг Реализации благодаря тому, что использовал возможности, скрытые в поощрении и в порицании, как равноценные.
Возможно, на путь маламати Хусам Шах встал еще во время своего пребывания в теккии Хаджи Бекташа. По одной из легенд, он хотел зайти вовнутрь «Дома Учителя», не сняв сапог, но дервиши преградили ему путь. Тогда Отман Баба так сильно надавил сапогами на пол кухни обители, что там остались отпечатки его следов. Таким образом был преподан урок следовавшим букве правил, но не их сути.
Путь Отмана Бабы и его последователей был путем аскетов, отказывающихся от удобств обычной жизни и готовых к любым испытаниям. В Средней Азии, Иране и Турции такие странствующие дервиши были известны как каландары. Облаченных в шкуры и обритых наголо, многие считали их не иначе как бродягами или безумцами, изгоняя из городов и селений. Знающие же называли их абдалы – преображенные или ашики – влюбленные в Бога.
Каландары (абдалы). Рисунки средневековых европейских художников
(с сайта нашего Друга Санджара darvishi.ru)
Целью абдалов было преображение самости (которую суфии называют нафс) через терпение, преодоление алчности и гордыни. Кючюк Абдал пишет, что на начальном этапе обучения ученик является рабом страстей и старается удовлетворить все свои желания. На второй стадии он уже свободен от желаний, но все еще принимает то, что ему дается. Достигший абдал уже не желает и не принимает ничего мирского – подобно тому, как обычный человек, повзрослев, становится равнодушен к детским игрушкам. Известно, что Отман Баба либо отказывался от любых подарков, кроме еды, либо тут же раздавал все полученное. Он не имел ничего, кроме рубища и шапки с семью клиньями, c которой связана одна история.
Обычно Бекташи носили шапки с двенадцатью клиньями, и у Отмана Бабы поначалу был такой головной убор. Но однажды он решил померяться силами с дервишем, слывшим чудотворцем, и победил его. Побежденный в гневе схватил шапку Отмана Бабы, обвинив его в колдовстве, и вырвал из нее пять клиньев, оставив лишь семь. Так и повелось: и сам Отман Баба, и все его ученики, а впоследствии и другие дервиши-алевиты Болгарии стали носить шапки с семью клиньями.
Слева: обычная шапка Бекташи с двенадцатью клиньями.
Справа: старинная деревянная подставка в форме шапки Отмана Бабы с семью клиньями, которая в последнее время использовалась в теккии, по-видимому, в качестве подсвечника.
Последователи Отман Бабы бросали вызов святошам-улемам, творящим идола из ритуальности. Абдалы не соблюдали намаз, но считали главным предание себя Богу без остатка, когда все существование человека становится безмолвной молитвой. В таком случае искатель, считал Отман Баба, мог надеяться на постижение сути Писания – результат чуда, откровения свыше, которое не может быть «заработанным» механическим бормотанием молитв, а даруется как озарение.
Несмотря на все свои знания и ученость, говорил Отман Баба, люди буквы стонут и жалуются, сталкиваясь с испытаниями, посланные Богом для их очищения. Таким образом, они пойманы в порочном круге, где неприятие Божественной воли лишает их возможности открыться Божественной любви. Бог кого любит, того испытывает. Отказываясь принять второе, человек лишает себя и первого...
...Здесь необходимо сделать отступление и пояснить, что Путь аскезы, хотя он и использовался некоторыми суфийскими тарикатами в определенных исторических условиях, вовсе не является исключительным. Большинство дервишей жили и живут «в миру, но не от мира»: они не отвергают ни собственности, ни близких отношений, но отрешаются от ПРИВЯЗАННОСТИ к этим вещам. Все, что человек желает более, чем Бога, будет для него источником трудных уроков. Владеть всем и оставаться непривязанным ни к чему, кроме Создателя всего – задача намного более сложная, чем полный уход от мира...
...С другой стороны, ученик, вступающий на путь абдала, узнает сладость Божественной любви, которая заставляет все мирские влечения поблекнуть. Вначале он узнает ее через своего Мастера, уже пребывающего в любви Бога. По мере того, как искатель становится вали – другом Бога, говорил Отман Баба, он все более и более чувствует высшую взаимность непосредственно, как если бы Создатель стал его Возлюбленным. Эта любовь – не воображаемая, а более реальная, чем что-либо, когда-то испытанное человеком. На данном этапе абдал понимает, что все трудности и испытания Пути были оправданы, а цена перенесенных страданий и лишений не сравнима с сокровищем, которое ему даровали.
Изображение Али, двоюродного брата Пророка Мухаммада в теккии Отмана Бабы. Абдалы почитали Али как одно из двух проявлений, «ветвей» трансцендентного Света Мухаммада. В то время как Мухаммад был воплощением пророческой ветви, ставшей источником новой религии, Али положил начало древу авлия (авлия - множественное число от вали – друг Бога, связанный с Творцом прямой мистической связью и не нуждающийся в духовных пастырях-посредниках). Все авлия, друзья Бога, связаны между собой в единое целое, которое, в свою очередь, является частью Невидимого Старца, управляющего делами мира. Эта верховная иерархия, пребывающая и в физических воплощениях, и за их пределами, наблюдает за событиями в мире, помогает нуждающимся и ищущим Бога.
Дервиши Отмана Бабы считали, что происходящее с ними – не столько результат их свободного выбора, сколько проявление предначертания свыше, а значит, нужно принимать все, что дается судьбой. Даже когда события кажутся тяжелым испытанием, в них есть скрытый смысл в более широком контексте.
Однажды во время своих странствий, рассказывает Кючюк Абдал, Отман Баба был принят за нищего бродягу и продан в рабство. Когда его нашел и спас один из дервишей, Отман Баба сказал ему, что не случайно попал именно в эту семью, и что служа у них, он пытался исподволь наставлять их. В другом происшествии, когда Отман Баба и его абдалы были схвачены по обвинению в ереси и препровождены в Стамбул, Отман Баба заметил, что не конвоиры сопровождали их, а он сам был конвоиром, направлявшим свою группу, чтобы свершилось предназначенное. Бог, и никто иной, принимает решения, а узник или конвоиры исполняют свою роли согласно высшему предписанию.
Обычные человеческие существа, по словам Отмана Бабы, получают знания посредством рассудочного ума – илм-аль-йакин. Дар интеллекта, данный человечеству, не следует принижать, поскольку именно он приводит человека к воротам дервишеской обители и поощряет встать на путь исканий.
Дервиш-каландар. Рисунок 17-го века (иллюстрация с сайта darvishi.ru)
Однако рассудок не в силах проникнуть в тайны Бога. Дервиш, углубляющийся в путешествие в неизвестное, постигает мир уже совершенно по-иному - через открывшиеся в нем сверхчувственные органы восприятия, айн-аль-йакин (айн буквально означает «око»). Интеллект ему в этом не только не помогает, но зачастую даже становится помехой, поэтому усилия Учителя на этой стадии часто направлены на подавление излишней рассудочности в ученике.
Когда искатель становится другом Бога – вали, он получает прямое знание обо всем – хакк-аль-йакин, и это знание равно Божьему знанию. Как говорил Отман Баба, все тело и все существо вали становятся подобным одному всевидящему и всеведающему оку, однако он далеко не всегда стремится перевести это знание в слова.
В сердце абдала поселяется свет, благодаря которому он в силах мгновенно отличать истину от лжи и узнавать будущее, считывая записи тайной Небесной Скрижали, о которой говорится в Коране как о хранилище, содержащем сведения обо всем, что было, есть и будет.
Не поймешь, не пригубив экстаза вина,
Что озера, моря, океан – суть одно.
Не поймешь, не прочтя книг Творца письмена,
Что писатель, перо и рука – суть одно.
(Кул Хусейн, поэт ордена Бекташи, 17 в.)
Каландар, предсказывающий судьбу женщины. Европейская гравюра (иллюстрация с сайта darvishi.ru)
В качестве примера всеведения Отмана Бабы можно привести случай, произошедший с султаном Мехмедом II в Константинополе:
Переодетый обычным горожанином, султан зашел в теккию, где в то время находился Отман Баба. Суфий при помощи внутреннего видения распознал султана, но не стал его выдавать, а подойдя, спросил: «Отвечай быстро, кто есть Отман (осман) – ты или я?» Мехмед ответил: «Не я, но ты, отец». Тогда Отман Баба сказал: «Береги себя. Верь, что Отман – это я, а ты – мой сын».
Отман Баба говорил о себе: «Я есмь Адам, Моисей, Иисус, Мухаммад и Али».Он утверждал, что приходил в этот мир вновь и вновь в течение сотен тысяч лет. Это было сказано вовсе не в смысле идей реинкарнации, как ошибочно понимали некоторые, но в том же ключе, что и восклицание суфия-мученика Мансура Аль-Халладжа «Я есмь Истина». У преображенного суфия не остается хотений – ни духовных, ни материальных, кроме жажды слияния с Источником всего. Когда суфий говорит, как Отман Баба, что «в его халате живет Бог», он не имеет в виду, что ему следует поклоняться, но напротив, что самость его растворилась в высшем, как капля перестает существовать, попадая в океан. Став ничем, он становится всем. В этом и есть смысл парадоксального выражения суфиев «умри до смерти».
Индивидуум, чье сознание слилось с сознанием Создателя, становится единым и со всеми святыми, пророками и авлия, как свет свечи исчезает, сливаясь с пламенем огня. Об этом писал поэт-каландар, писавший под именем Кул Хусейн:
Коль дела твои тайны, а мысли чисты,
Коль наполнено сердце любовным вином,
Коль предался Творцу всем нутром своим ты,
То авлия, святые, Али – суть одно.
В таком же контексте следует понимать следующую историю:
Однажды Отман Баба пришел в город, где в храме горел светильник, зажженный, по преданию, еще самим Сары Салтуком – суфийским Мастером 13-го века, предшественником Отмана Бабы, который также учил на Балканах и в Крыму. Одним взглядом Отман Баба погасил светильник, сказав свидетелям данного события: «Тот, кто зажег это светильник - Сары Салтук - и наиглавный во Вселенной есмь Я».
Вход в теккию Отмана Бабы
Человек, достигший Реализации, способен войти в состояние слияния не только с высшим разумом, но и с сознанием любого из его творений, включая людей. Отман Баба утверждал, что управлял Османской империей через султана Мехмеда II, видя его глазами, слыша его ушами и ведя беседы через него.
В одном из эпизодов жития рассказывается, что когда Отман Баба и Мехмед беседовали на духовные темы, и им принесли еду, султан стал есть, а Отман Баба не стал. Через некоторое время Мехмед спросил его, почему тот отказывается от пищи, и Учитель ответил, что в еде нет нужды, потому что он утоляет голод через султана. Мехмед понял, что Отман Баба таким образом указал ему на метод, которым Учитель устанавливает связь с избранными учениками.
Отношения султана и Отмана Бабы были, однако, крайне противоречивы. Поначалу между ними установился мистический контакт, больше похожий даже не на связь учителя и ученика, а сына с духовным отцом.
Контакт султана со святым начался с вещего сна, который Мехмед увидел, еще будучи принцем и живя в Анатолии. В сновидении ему явился святой муж, вселявший огромный трепет и почтение, который спросил Мехмеда: «Узнал ли ты меня?» Принц ответил: «Нет, не узнал», и старец промолвил: «В миру зовут меня Хусам Шах, и прибыл я, чтобы сделать тебя падишахом Рума (под Румом в то время подразумевались византийские земли). Когда тебе исполнится 40 лет, я приду к тебе и явлю мою истинную сущность. Если ты распознаешь меня, то будет тебе добро. Если нет, то пожалеешь и погубишь себя».
По-видимому, видение оказало сильное воздействие на султана, о чем говорят последующие события.
Однажды Мехмед со свитой проезжал по Стамбулу, и Осман Баба, преграждая ему дорогу, напрямик спросил его: «Отвечай скорее, ты султан или я?» Посоветовавшись со своим визирем относительно личности спрашивающего, султан ответил: «Ты падишах, и ты тайна Бога, а я вроде помощника таким, как ты, мой отец». Осман Баба сказал: «Ты должен знать, что падишах – я, а не ты».
Отман Баба предсказал Мехмеду неудачу в его походе на Белград в 1456 году и советовал ему отказаться от своих планов, так как они идут против Божьей воли. Поступив вопреки совету святого и действительно потерпев поражение в том сражении, Мехмед поверил в способность своего духовного водителя предвидеть будущее.
Согласно житию Отман Бабы, победа над Константинополем, одержанная султаном Мехмедом, - заслуга святого, который незримо помогал ему в этом. В житии говорится, что в день, когда османская армия захватила Константинополь, Отман Баба, находясь в Велико-Тырново, за сотни верст от места сражения, взобрался на скалу и громко вскричал: «Слава Аллаху, Стамбул взят!», хотя весть об этом никак не могла дойти за такое короткое время.
С другой стороны, Мехмед однажды чуть не предал Отмана Бабу смерти по доносу, полученному от религиозных ученых – улемов, в котором суфия и его учеников обвиняли в ереси и неповиновении властям.
Отман Баба и его абдалы были препровождены стражей в Стамбул, где их заключили в одном из монастырей в ожидании суда. Из-за ужасных условий, в которых их содержали, семеро из абдалов умерли от лишений, и тогда впервые ученики увидели Отмана Бабу плачущим. Он сказал, что сердце его содрогается от жестокости Божьей кары, которую «его сын» Мехмед навлекает на себя потаканием улемам. В то время, когда во дворце султана проводился совет, где решалась жизнь плененных суфиев, Отман Баба сел, прислонившись к кипарисовому дереву, оглядывая окрестности, а затем, обращаясь к страже и посыльным султана, вскричал: «Эй, гнусный люд, чего вы задумали? Коли пожелаем, так и сам султанский дворец опрокинем ему голову и явим сущность свою перед ним».
Сказав это, Отман Баба трижды ударил оземь посохом, и с трех сторон над Стамбулом начали сгущаться черные тучи, из которых на город полил дождь, как в Ноев потоп, а в султанский дворец ударила молния. Мехмед в страхе забился в угол в одной из палат, вознося отчаянные молитвы, но потоки с небес не прекращались. На второй день стихии испуганный правитель собрал совет из визирей, астрологов и мудрецов, и те сказали ему, что если он погубит Отмана Бабу, то и царствию самого султана придет конец. Мехмед принял решение отпустить суфиев, и с тех пор не пытался вступать с ними в противоборство.
Кто возвел мавзолей Отмана Бабы, точно неизвестно, но есть предположение, что его строительство на месте могилы святого началось незадолго после его смерти в 1478 году султаном Мехмедом, а закончено было уже сыном Мехмеда спустя несколько лет.
Перед уходом в лучший мир Отман Баба сказал ученикам:
«Изначально был я тайной и наперед останусь тайной. Никто до меня не проходил моим путем, и вслед за мной никто не пойдет. Не плачьте обо мне, ибо я не умру, но буду жить вечно - и на земле, и на небе».
Гробница Отмана Бабы
Прекрасный обзор, однако – не единственная причина, почему теккии и мавзолеи святых устраивались на возвышенностях. В Традиции считалось, что таким образом преобразующая сила – барака – скрытая в святых мощах в намоленном месте, распространяется вокруг. Несколько же таких «передатчиков», расположенных на холмах, образуют распределительную сеть, покрывающую большие пространства. Волны, излучаемые местом духовной силы, невозможно измерить физически, но они существуют.
Заручившись благословением света Отмана Бабы, мы едем дальше, в города и селения, где учили его последователи, румелийские суфии.
Эту открытку отправил всем своим ученикам Омар Али-Шах, датировав ее 31 октября. Надпись на открытке "Дервиши Накшбанди, Бухара - 31 октября 1865 г."
Дервиш-каландар (персидская миниатюра)
Панорама Марракеша на фоне Атласских гор (фото из Интернета)
Узкие улицы медины – старого города Марракеша, все именно такого цвета
(здесь и далее фотографии мои или моих Друзей)
Когда-то Марракеш был столицей одноименного королевства, включавшего большую часть Магриба и мавританскую Испанию – Гренаду, Кордову и Севилью. Два главных города Магриба - Фес и Марракеш, как Питер с Москвой, всегда состязались за звание столицы – то один брал верх, то другой. Однако имя Марокко дал все же последний - от испанского Marracues, как называли его испанцы. (Может быть, поэтому и цвет марокканского флага – красный, что для мусульманской страны нетипично?)
Но не столько как «красный город» прославился Марракеш, сколько как Город Семи Святых (Сабату Риджаль, буквально «семерых мужей»). Хотя здесь нашли упокоение более двухсот суфийских святых, самыми почитаемыми из них являются семеро. Конечно, теперь ищущие исцеления, благословения и духовной силы великих старцев прибывают уже не на верблюдах через пустыню, а на поездах, автобусах и даже самолетах, - как мы.
Марокканцы очень ревниво относятся к своим святыням, и западному человеку попасть внутрь мавзолеев Семи практически невозможно, ни уговорами, ни за деньги. Такое отношение кажется очень странным тем, кто ездил в Среднюю Азию или Турцию, кто помнит открытые двери мазаров и радушие местных жителей к гостям, какой бы те ни были веры. Поэтому нам несказанно повезло, что нашим «ключом» к запертым дверям были суфий Халил и его друг, лицензированный гид Марракеша, с чьей общей помощью мы смогли посетить почти всех семерых святых. Одно из святилищ открывали специально для нас, несмотря на ремонт... и даже фотографии сделать кое-где удалось, хотя официально и это не разрешено.
Да простят нас жители Магриба за такую вольность, и да послужит благодать Сабату Риджаль, к которой приобщатся мои уважаемые читатели, нам оправданием.
Итак...
Хотя существует установленный порядок, которому следовали пилигримы в Марракеше, посвящая один из дней недели каждому из семи святых, Халил немного изменил этот порядок, учитывая ограниченность во времени – у нас было всего два дня. Мы начали паломничество с самого большого и самого важного святилища - мавзолея Сиди бель-Аббаса ас-Себти, почитаемого покровителем города. («Сиди», от арабского сейиди, означает «учитель» и предваряет имена многих магрибских суфиев). Халил сказал нам, что чувствует личную глубокую связь именно с Сиди бель-Аббасом, и рассказал нам его историю:
Сиди бель-Аббас родился в Себте на Гибралтаре. В детстве он проявлял необычайные способности к учебе, однако после смерти отца мать вынуждена была отдать сына на обучение к ткачу, чтобы прокормить семью с младшими братьями. Мальчик, однако, улучив любой удобный момент, убегал от ткача, чтобы присутствовать на уроках. В конце концов имам, преподававший в школе, стал из своих средств помогать семье способного ученика, чтобы мать позволила сыну учиться.
Выучившись, Сиди бель-Аббас стал богословом, однако через некоторое время разочаровался в книжном знании. Прибыв в окрестности Марракеша, он поселился в пещере на холме недалеко от горы Гелиз, проводя все время в созерцании и спускаясь к людям только для пятничной молитвы в мечети. Слава его как целителя и молитвенника быстро дошла до правителя города, который попросил Сиди бель-Аббаса вылечить его сестру, больную эпилепсией. Святой согласился, и сестра султана поправилась. Тогда восхищенный правитель принялся уговаривать спасителя стать его советником и возглавить медресе, но Сиди бель-Аббас неизменно отказывался, а затем и вовсе перестал наведываться в Марракеш.
Когда все уже почти забыли о нем, почти через сорок лет святой отшельник внезапно вновь появился в городе. Он сказал, что прийти сюда его вынудило бедственное положение городских слепых. Дело в том, что, по традиции, именно слепые в Магрибе были хафизами – чтецами Корана, знавшими на память всю священную Книгу. На городских улицах, в мечетях и мазарах днями напролет звучали голоса слепых сказителей. (И по сей день это так, пение хафизов омывает скученную и невероятно шумную медину Марракеша, как родниковая вода).
Сиди бель-Аббас сказал, что он вынужден был прийти, потому что слепые чтецы – спасение для города, хотя люди и не понимают этого. Сердца горожан очерствели, они перестали подавать милостыню слепым, и те вынуждены были скитаться в поисках пропитания. А это значило, утверждал святой, что город, лишенный звучания священной Книги, ждала беда.
Рассказывают, что Сиди бель-Аббас, выйдя на торговую площадь, поднял в руке кусок хлеба и громко спросил: «Кто купит этот хлеб за сотню дирхемов?» Люди принялись потешаться над стариком, спрашивая, неужели тот хлеб из золота, что стоит так дорого? Святой спокойно ответил, что его хлеб намного дороже золота, ибо он содержит благодать – бараку, а всякий, кто его купит, получит в сотню раз больше того, что потратил. Никто не принял слова старца всерьез, кроме одного лавочника, который из любопытства решил проверить, так ли это. Сиди бель-Аббас продал ему хлеб с одним условием: десятую часть того, что торговец выручит сверх своей обычной дневной выручки, тот должен будет отдавать слепым, а полученные деньги старец тут же раздал нищим.
На всеобщее изумление, дела торговца пошли в гору так быстро, что он действительно в короткое время получил во много крат больше, чем отдал старику. Согласно уговору, десятую часть внезапно свалившейся на него прибыли лавочник отдавал нищим чтецам.
В следующий раз, когда Сиди бель-Аббас появился в городе, и опять поднял свой кусок хлеба, от желающих купить его за любые деньги не было отбоя. Тем, кто купил хлеб, вновь сопутствовала необычайная удача. Так пошла традиция отдавать десятую часть прибыли слепым, и пение священой Книги вновь зазвучало на улицах и площадях. С годами целые гильдии торговцев стали с гордостью называть себя «Аббасийя» - теми, кто следует завету старца помогать незрячим чтецам и, благодаря этому, находится под покровительством Сиди бель-Аббаса.
На средства гильдий Аббасийя после смерти старца в 13-м веке были построены мавзолей и мечеть, рядом с которыми расположен большой приют для слепых и убогих, и все это действует и процветает по сей день, вот уже девять столетий.
Так работает барака - она дается тем, кто может преумножить ее.
Слева – у входа в мавзолей Сиди бель-Аббаса.
Справа – часть внутреннего дворика мавзолея.
Витражи в мавзолее Сиди бель-Аббаса
Внутри мавзолея было неописуемо красиво, и стояла приятная прохлада. После гремящей мотоциклами, знойной и суетной медины с ее земными попечениями это место показалось настоящим раем. Впрочем, таким оно и было... Кто-то из паломников прошел вокруг, разбрызгивая из флакончика розовую воду и раздавая ее всем желающим, чтобы можно было освежить руки и лицо. Пение Халила в сочетании с прекрасными узорами витражей и мозаичных стен в какой-то момент сместили обычное восприятие, и я увидела многочисленные вспышки бело-голубого света, поднимавшиеся от всех предметов вокруг. Особенно много их было вокруг надгробия, почти совсем неприметного под зеленым покрывалом с вышитыми золотом каллиграфическими надписями.
...Я когда-то писала о такого рода восприятии. (Кстати, занятно, что из всего моего журнала указанная страница – чемпион по посещаемости через Интернет-поисковики. Клювые слова поиска: «вижу вспышки света с закрытыми глазами», «что означает белый, (синий, красный, зеленый, фиолетовый) цвет при закрытых глазах?» и т.д. Для меня это неопровержимое свидетельство, что людей, обладающих подобным восприятием, намного больше, чем считается, просто не все любят от этом говорить).
Бело-голубоватое свечение воспринимается не физическим, но иным органом зрения, потому что можно видеть его и с закрытыми, и с открытыми глазами. Оно присутствует повсюду, но в святых местах его больше, оно там «гуще» и ярче. Хотя реальность феномена для меня бесспорна, природа его не до конца понятна. Впрочем, предположения есть...
*****
Мавзолей второго святого, к которому мы направились, тоже находился за пределами стен медины, прямо на старом кладбище. Он принадлежит Сиди Абу-Кассиму ас-Сухайли. Как рассказал нам Халил, Сиди ас-Сухайли родился в Андалузии, откуда позже перебрался в Марракеш. В возрасте семнадцати лет его постигла трагедия – он потерял зрение. Несмотря на это, юноша продолжал обучение и стал не только известным ученым-языковедом и поэтом, но и талантливым музыкантом. Слепой суфий пользовался всеобщим уважением и даже был советником у султана. Спустя несколько лет после его смерти в 1195 г., на месте его упокоения, прямо на городском кладбище возвели этот мавзолей.
Здание с зеленой крышей – мавзолей Сиди ас-Сухайли
Слева – вход в мавзолей Сиди ас-Сухайли и внутренний дворик.
Справа - скромное надгробие внутри мавзолея
На следующий день наш путь к остальным святым Марракеша лежал уже внутри городских стен, вдоль очень узких, шумных и довольно грязных улиц медины. В некоторых местах переулки сужались настолько, что, стоя посередине, можно было дотянуться руками до стен с обеих сторон. Для людей, страдающим боязнью закрытых пространств, многочасовой поход по медине – непростое испытание. К тому же, хотя и двоим бывает непросто разойтись на такой улице, вдоль нее непрерывно движется толпа людей, снуют мотоциклисты без глушителей и ослики – традиционное транспортное средство, оставляющее следы своей жизнедеятельности тут и там.
Различий между тротуаром и проезжей частью нет. Идти можно только цепочкой – один за другим, стараясь не отстать, не затеряться в толпе и не наступить на... следы жизнедеятельности. Надо сказать, все это - замечательная практика по сонастройке группы, потому что каждый должен думать обо всех, и все - как один. То, что мы прошли за один день почти всю медину, и при этом никто не попал под мотоцикл и не потерялся – во многом заслуга нашего марракешского гида, шедшего впереди и задающего правильный ритм, и Халила, завершающего цепочку и вылавливающего заглядевшихся на соблазны восточного базара «потеряшек».
Наш марракешский гид - Хаджи
Так, в ритме зикра Хаджи, мы, почти не устав, и обошли всю медину...
*****
...Будем обнимать гробницы их,
потому что даже гробницы мучеников
могут иметь великую силу...
Св. Иоанн Златоуст
В последний день путешествия мы спросили Халила, отчего жители Магриба придают такое значение мавзолеям святых? «Действительно, - сказал он, - почему мы почитаем Семь Старцев? Не из-за их знаний, потому что среди них были как выдающиеся ученые, так и простые люди. И не из-за их моральных качеств, хотя они совершили множество благих дел. В конце концов, даже не из-за их духовных достижений, которые действительно были великими. Мы посещаем их в надежде приобщиться к их бараке - неосязаемой сущности или силе, которая преобразует все, чего касается».
Здесь и далее фотографии, сделанные в Марокко мной или моими Друзьями
Это правда, что, возвращаясь из паломничества, мы всегда обнаруживаем, что в нашей жизни что-то изменилось в лучшую сторону, и причина того - позитивная перемена, произошедшая в нас самих. Это, может быть, совсем небольшое изменение, но оно необратимо.
Каждый знает или даже имел опыт исцелений, связанных с посещением святых мест. Механизм такого исцеления – необычен, но не сверхъестественен. Он - результат пребывания в зоне действия мощной положительной силы, со степенью заряда, значительно превышающей уровень, необходимый для сведения к нулю негативности, которую человек несет в себе.
Барака или благодать, говорят дервиши, пребывает как в вещах, так и в людях. Природа ее слишком тонка для того, чтобы восприниматься умом или чувствами, она впитывается непосредственно сущностью человека. Говоря современным языком, бараку можно назвать информацией о совершенстве, способной передаваться через совершенные носители.
Отличительной чертой бараки является то, что, воздействуя на окружение, сама она не подвергается его влиянию.
«Если рассматривать бараку с обычной точки зрения, у нее можно обнаружить много «магических» свойств, но в действительности барака - это единство и энергия, а также субстанция объективной реальности. Одним из свойств ее является то, что человек, наделенный ею, или любая вещь, содержащая бараку, сохраняют ее независимо от степени воздействия на нее людей неразвитых».
(Идрис Шах. «Тонкости Муллы Насреддина»)
Для того, чтобы барака - информация о совершенстве - могла быть передана, ей необходим носитель тончайшего качества. Ни человеческий интеллект, ни его эмоции, ни даже ощущения не являются носителями достаточно тонкими. Вы можете не понимать, что с вами происходит в святых местах и «ничего не чувствовать», но барака, при условии, что ваше внутреннее существо открыто ей, все равно проникает внутрь и преобразует вас.
«На Западе люди интеллекта учат, что для того, чтобы извлечь пользу из чего-либо, вы должны понять это. …Но барака просачивается внутрь часто независимо от вас, и ее нельзя заставить ждать на пороге до тех пор, пока ваш «интеллект» позволит ей проникнуть в разжиженной форме».
(Рафаэль Лефорт. «Учителя Гурджиева»)
Дервиши также говорят, что барака дается тем, кто достоин ее. Для того, чтобы записать информацию о совершенстве, нужен совершенный носитель. Смирение и вера – два ключа, открывающие двери бараке.
...Надо сказать, что дервиши и даже простые жители Магриба, хоть и не читают Ибн-Араби и не цитируют Руми в оригинале, действительно имеют веру – тот «мускул», которым душа держится за Бога. Путешествуя по Востоку, большинство из нас, людей Запада, отчетливо осознают, что мускул веры в нас почти не развит. В течение жизни мы «накачиваем» совсем другой ментальный «мускул», связанный с личным контролем, и даже когда молимся, мы пытаемся наставлять Бога, как нам лучше помочь...
Сомнения, вызванные обусловленностью («так не бывает»), и привычка жить рассудком («если я не могу это уразуметь, этого не существует») – главные препятствия на пути бараки. Когда мы отказываемся от суждений, от тирании низшего ума хотя бы на время, мы убираем препятствия и даем ей возможность совершить свою работу над нами.
*****
Центр паломничества, которым в течение уже четырех столетий является Марракеш, сформировался не спонтанно – он был намеренно создан. Это был «проект» суфия Абу Али Аль-Юси, осуществленный в начале 18-го века при «спонсорской поддержке» султана Марракеша. Аль-Юси назвал имена семи святых и определил маршрут для паломников. Он посчитал соблюдение его настолько важным, что даже создал мнемоническую подсказку для пилигримов, сложив песню-касыду на рифму «айн», где перечислялись имена всех семи святых в том порядке, в каком их следовало посетить. Касыда разошлась в народе и дожила до наших дней, известная как Аль-Айна.
Как у известной всем Каабы в Мекке, маршрут паломников Марракеша замкнут в подобие круга: через медину, с юго-востока до юга-запада, проходя через самую северную точку. Путь начинается во вторник и заканчивается в следующий понедельник, так что каждый день посвящен одному из святых.
Мощи некоторых из старцев даже были перевезены из других мест и перезахоронены внутри медины, в соответствии с планом, указанным Аль-Юси. Султан построил мавзолеи на местах их упокоения с условиями для размещения пилигримов со всей Северной Африки.
В исторических источниках можно встретить мнение, что цели создания паломнического центра в Марракеше были скорее коммерческими. Хотя представляется вероятным, что именно таким образом «проект» был представлен «спонсору» - султану, любой человек, знакомый с методами Традиции, увидит здесь совсем иной План.
Традиция, как мы много раз говорили, действует через людей.
Барака (информация о совершенстве) передается посредством носителей.
В отсутствие людей Традиция просто абстракция, философия: именно люди, по выражению суфийского Учителя Омара Али-Шаха, «добавляют дополнительный элемент в уравнение, который заставляет энергию течь».
Как пишет Омар Али-Шах в книге «Суфийская Традиция на Западе», в средние века маршруты паломников, как на Западе, так и на Востоке, всегда проходили через строго установленные точки, соединенные в слаженную диаграмму. Эти диаграммы, как правило, были идеально замкнутыми, в смысле, что энергия поддерживалась внутри конкретного участка пространства.
Поэтому, если бы духовные покровители города хотели, чтобы энергия святых мест, как капли розового масла, равномерно растекалась по городу через паломников, они бы разместили мавзолеи Семи Святых именно таким образом, какой мы и видим на карте медины Марракеша:
Паломники входят в город через мавзолей Сиди Юсуфа Бен-Али ас-Сенхаджи.
Сиди Юсуф Бен-Али родился в Марракеше. Он никогда не был ученым, но вошел в состояние святости воротами смирения и стойкости в страдании. Около этих врат нет толп желающих войти через них, ибо это один из самых трудных путей. Сиди Юсуф был еще довольно молод, когда его постиг страшный недуг – проказа. Поскольку прокаженным не разрешалось жить в городе, за городскими стенами он вырыл себе что-то вроде землянки, где и проводил все время в молитвах, простившись с семьей и приготовившись встретить неминуемую смерть. Однако Юсуф Бен-Али не умер, как все ожидали, а продолжал жить в непрерывной молитве и приятии своей участи. Однажды люди услышали, как из его земляной ямы донеслось пение стихов:
Привыкал я к испытанию моему, пока оно не стало мне лучшим другом,
Долго длились мои страданья, пока я не принял их как дар.
Перед молитвой. Работа художника Людвига Дойча (Ludwig Deutsch), 1901
Услыхав о невиданном смирении и стойкости Сиди Юсуфа, к нему стали приходить люди за советом, и обнаруживали, что их трудности разрешались, а болезни чудесным образом исцелялись. У святого появились ученики даже среди ученых людей, хотя сам он не был таковым. Он преподавал им уроки своеобразным, иногда шокирующим способом.
Один из его ученых учеников рассказал, что однажды, после молитвы в мечети впал в дрему и увидел, что его учитель, Сиди Юсуф Бен-Али, умер. Очнувшись, он поспешил к дому учителя. Тот спросил его, почему ученик столь подавлен, и последний ответил, что во сне видел учителя умершим, и это его опечалило. Сиди Юсуф сказал: «Сорок дней у меня еще есть, поэтому не теряй время!» Спустя сорок дней учитель действительно умер, в четверг во время закатной молитвы, и его собирались похоронить в пятницу. Когда ученик надел на Сиди Юсуфа саван и поместил его в могилу, тот открыл глаза и произнес: «Я жив, и все, кто имеет любовь к Богу, всегда живы. Теперь ты, как и мы, понял, что в смерти нет ничего, о чем стоило бы печалиться».
Другой урок вспоминают жители деревни неподалеку от Марракеша. Они страдали от нечистого на руку наместника, обложившего их поборами, и пришли к святому попросить совета, как им быть – стоит ли избавиться от тирана. Войдя в дом Сиди ас-Сенхаджи, посетители обнаружили, что он сидит неподвижно, стараясь не спугнуть полчища мух, покрывавших его тело. Сиди Юсуф произнес: «Не приближайтесь и не пытайтесь отогнать этих мух, ибо они уже сыты и просто отдыхают. Если вы их прогоните, вы ничего не добьетесь, потому что прилетят новые и голодные. Вы пришли ко мне за советом, стоит ли вам смещать вашего наместника, и это мой ответ». Жители деревни поняли, что если они сместят старого тирана, взамен получат нового, который будет оббирать их еще больше.
Несмотря на то, что, благодаря Сиди Юсуфу Бен-Али, многие получили исцеление, сам он всю жизнь испытывал физические страдания. Наличие этого противоречия объясняет случай, рассказанным его женой: однажды она услышала, как Сиди Юсуф с кем-то разговаривает, хотя никаких посетителей не было. Когда она спросила старца, кто был его собеседником, тот ответил, что это был Хидр, тайный покровитель суфиев, он принес ему лекарство от его болезни, но Сиди Юсуф отказался принять его, сказав, что стойкость в страдании – его помощник на пути к высшим состояниям.
Сиди Юсуф Бен-Али умер в 1199 г. На месте его упокоения, которое по-прежнему находится за пределами городских ворот, паломники испрашивают исцеления от недугов. К сожалению, его весьма скромный мавзолей был единственным из семи, куда мы не смогли попасть, так как уже некоторое время он был закрыт на реставрацию.
*****
Современником Сиди Юсуфа Бен-Али был другой святой, Кади Айяд. Его мавзолей паломники, прибывшие в Марракеш, посещают следующим. Сведений о Кади Айяде сохранилось не так много, хотя он оставил немало книг. Кади означает «судья». Потомок благородного рода ученых из Себты, Кади Айяд сам был богословом, преподавателем медресе и судьей в разных городах Андалузии. Много выдающихся суфиев, в том числе широко известный в Европе Ибн Рушд (Аверроэс), учились у Кади Айяда. Когда в Себте вспыхнуло восстание против притеснений правящей династии, Кади Айяд встал во главе восставших, за что был отправлен в ссылку в Марракеш. Там он продолжал учить и служить судьей. В 1165 г. Кади Айяд отказался признавать богоподобность местного тирана и был заколот пикой наемным убийцей.
Как всегда бывает, никто уже не помнит имена тех, кто отнял жизнь у Кади Айяда. Сам же святой не только стал одним из семи покровителей города, его именем также назван главный университет Марракеша.
Ученый. Работа Людвига Дойча, 1890
*****
Суфии считают, что их деятельность производит и концентрирует нечто, сравнимое с центростремительной или магнитной силой, притягивающей подобное себе отовсюду. Фокусом такой силы в каждом данном времени и месте служит человек, которого называют Кутб-аз-заман – Столп, Ось или Магнит века. То, что привлекает людей к суфийскому Учителю, имеет природу магнита, хотя сами искатели могут объяснять это притяжение какими угодно рациональными причинами.
Кутба или Столп Века также сравнивают со стволом дерева – проводником жизненной эссенции от почвы. Дерево – эзотерическая Традиция, чьи корни скрыты, ибо лежат за пределами земного плана. Из «почвы» корни черпают силу жизни, и эта сила через стволы дерева передается ветвям, где созревает плод Учения. Каждая часть дерева действует в согласии с другими частями, чтобы дерево могло жить и расти. Сообщества искателей и учеников – как ветви, через которые барака – тонкая сущность Кутба - передается всему человечеству в данное время.
Трое из Семи святых покровителей Марракеша были Кутбами своего века. Они связаны в магрибскую линию преемственности-силсила Джазулийя, основателем которой был Сиди Мохаммед Бен-Слиман аль-Джазули.
Сиди аль-Джазули считают патриархом марокканского суфизма: он оставил множество последователей, основав более десятка центров (называемых завийи). Он был автором книг и поэм, среди которых особой известностью в исламском мире - от Марокко до Малайзии - до сих пор пользуется его собрание гимнов Пророку Далаиль аль-Хайрат («Путеводитель благодеяний»).
Сведений о его жизни сохранилось не очень много, и все они основаны на рассказах и легендах, записанных уже в последующих поколениях. Он был бербером из кочевого рода Джазула, откуда и происходит его имя.
Известно, что в юности Сиди аль-Джазули учился в медресе в Фесе, где вам могут до сих пор показать маленькую келью, в которой он жил. В медресе юноша вел очень уединенный образ жизни, проводя много часов в одиночестве и покидая келью лишь для того, чтобы посещать занятия. Ученики медресе жили чрезвычайно скромно, получая маленькую буханку хлеба в качестве дневного пайка. Если кому-то из студентов перепадала еда или деньги от пожертвователей, ими принято было делиться с товарищами. Поэтому когда аль-Джазули, находясь в своей комнате, запирал дверь, не позволяя никому заходить туда, среди студентов поползли слухи о том, что он прячет там деньги. Слухи дошли до его отца, и тот решил приехать в Фес, чтобы выяснить, что же происходит. Когда дверь кельи открыли, все увидели слово «смерть», которым были исписаны стены. Отец понял, что его сын проходил духовную стадию покаяния (таубат), когда человек заставляет все свои низшие импульсы умереть, быть поглощенными Высшим Я. Повернувшись к служителю медресе, отец сказал: «Видите ли вы, где он, и где мы?»
Спустя годы, когда Сиди аль-Джазули стал суфийским Учителем, он сделал таубат – стадию покаяния, укрощения низшего «я», которую так или иначе проходит каждый дервиш, первым обязательным этапом обучения. Искателю, желавшему стать Джазулийя, в качестве символа прощания с прошлой жизнью сбривали волосы на макушке (называемые «волосами неверия») в виде тонзуры, как у средневековых монахов или паломников в Мекку. После этого он должен был пройти сорокадневный пост в уединении, и если выдерживал испытание, то, принеся клятву верности (байят), становился факиром – так называли вновь принятых учеников. Факир носил халат, покрытый заплатами, войлочную шапку, посох и суму. Его главными практиками были покаяние (таубат) и поминание Бога (зикр).
Само по себе принятие в ученики Сиди аль-Джазули, конечно, не делало факира суфием. Другим важным методом работы было избавление от дисгармонии, как внутри себя, так и между членами круга дервишей, чтобы достичь отношений братства. Для того, чтобы уничтожить чувство собственной важности, которое могло еще оставаться в факире, ему давались практики, направленные на приобретение десяти качеств, составлявшие суть пути Джазулийя. Для их объяснения использовался пример собаки.
Согласно Сиди аль-Джазули, пес имеет десять достойных подражания атрибутов, которыми также должен обладать искренний ученик:
(1) пес бодрствует большую часть ночи - это атрибут тех, кто любит Бога;
(2) он не жалуется ни на холод, ни на зной - это признак терпения (сабр);
(3) когда пес умирает, он не оставляет после себя ничего – это атрибут отказавшихся от земных приобретений;
(4) он не носит в себе ни обид, ни ненависти; это – качество тех, кто имеет веру;
(5) он не печалится, оставаясь один, и не зависит ни от кого - это признак самодостаточности;
(6) пес ест все, что ему дают, и доволен тем, кто получил – это атрибут довольного (радийя);
(7) ему негде преклонить голову – это атрибут странников Божиих;
(8) пес спит в любом месте, что ему подойдет – это признак тех, кто удовлетворен малым;
(9) найдя хозяина, пес никогда не держит на него зла, даже если тот накажет его или не накормит вовремя; это – качество познавших Истину;
(10) он всегда голоден – это атрибут добродетельных.
Когда в Магриб вторглись завоеватели из Испании и Португалии, завийи Сиди аль-Джазули стали оплотом сопротивления, а сам он – вдохновителем освободительной борьбы. В 1471 г. святой умер внезапно, во время молитвы в мечети – предполагают, что он был отравлен вражеским лазутчиком.
Почти сразу после того, как тело Сиди аль-Джазули завернули в погребальный саван, его останки оказались в руках одного из местых бедуинских кланов и помещены в переносной ковчег, который племя, как талисман, носило во время военных походов. Все биографы в один голос утверждают, что за время, пока ковчег находился во власти клана, те не проиграли ни одного сражения.
В 1525 году тело Сиди аль-Джазули, не тронутое тленом, перевезли в Марракеш и похоронили в выстроенном для этой цели мавзолее. Известно, что могила святого находится глубоко под стеной за гробницей, поэтому последователи Джазулийя отдают дань памяти святого, повернувшись к левой стене, - за тем местом, где обычно сидит хранитель мавзолея.
Слева: внутри мавзолея Сиди аль-Джазули.
Справа – рядом с входом в мавзолей
*****
Преемником бараки Сиди аль-Джазули стал его ученик, уроженец Марракеша по имени Сиди Абдель-Азиз ат-Тебаа. Обратив внимание на юношу с необычайной способностью к «алхимии сердца» - интуитивному пониманию человеческой природы, Учитель выразил намерение видеть его своим преемником. «Достаточно взглянуть на этого человека, чтобы понять, кто он такой», - сказал Сиди аль-Джазули. Поскольку Учитель был уже в преклонном возрасте, он поручил ат-Тебаа одному из своих учеников из Феса. За ним Сиди ат-Тебаа последовал в окрестности Феса, где в течение нескольких лет рубил лес и пас скот, пока поручитель не счел его готовым к Работе.
К этому времени шейх аль-Джазули перешел в лучший мир, и Сиди ат-Тебаа, вернувшись в Марракеш, продолжил его линию преемственности, став во главе ордена Джазулийя. По роду занятий Сиди ат-Тебаа был ткачом и торговцем шелком, следуя семейной традиции, поэтому среди его последователей были в основном ремесленники, торговцы и рабочий люд. Сиди ат-Тебаа считал важным для суфия «быть в мире, но не от мира», то есть выполнять свой долг перед семьей и обществом, но не в ущерб своим обязанностям перед собственной душой и своим Создателем. Среди его учеников было много мастеровых, ремесленников и торговцев.
Мудрый. Работа Людвига Дойча, 1901
У входа в мавзолей Сиди ат-Тебаа
Это очень небольшое помещение, скорее даже закуток в несколько квадратных метров, которое, когда мы все устроились, оказалось почти целиком заполненным.
Мы побыли там не очень долго и отправились отдать дань почтения следующему святому в линии преемственности Джазулийя.
*****
История жизни третьего суфия в линии преемственности Джазулийя - Сиди Абу Мохаммеда Абдаллаха аль-Газвани, такова:
Сиди аль-Газвани родился в кочевом племени Газван, в семье дервиша-маламати. Темпераментного, гордого и харизматичного юношу его первый суфийский учитель назвал «неистовым бедуином». Отправившись в Марракеш, аль-Газвани поступил в ученики к Сиди ат-Тебаа. Чтобы урезонить крутой нрав «неистового бедуина» и научить его смирению, Учитель не давал ему никаких заданий или наставлений, кроме приказания работать в саду и поле и ухаживать за животными. За этими занятиями аль-Газвани провел десять лет, пока дух самоуверенности и гордости не покинул его.
После этого Сиди ат-Тебаа отправил его в качестве своего представителя на родину аль-Газвани. После смерти Учителя к аль-Газвани прибыла группа его последователей, которые сказали, что во время общей молитвы услышали голос аль-Газвани, ведущий их. Расценив это как знак, прибывшие попросили аль-Газвани стать во главе Джазулийя.Философ. Работа Людвига Дойча, 1905
Сиди аль-Газвани также был Кутбом суфиев своего времени. Один из его ближайших учеников, описывая свое первое впечатление о нем, говорил: «Он словно был окружен сиянием, как будто его существо было огромным. От лика его исходил свет. Когда я впервые увидел на него, я сказал себе: «Он есть Он» («Ху ва Ху»).
В одной из историй о жизни святого рассказывается следующее. По ложному обвинению завистника из клерикальных кругов Сиди аль-Газвани был схвачен и в цепях доставлен в Фес ко двору местного правителя. Тогдашний муфтий, высшее духовное лицо Феса, будучи уже очень старым и больным, неспособным даже ходить, проезжая на носилках мимо городской тюрьмы, неожиданно почувствовал облегчение своих страданий. Предполагая, что причиной такого чуда была барака человека, находящегося в стенах тюрьмы, муфтий приказал носильщикам навести справки и, выяснив, что в тюрьме в это время находился Сиди аль-Газвани, добился свидания с ним. Получив благословение святого, муфтий объявил, что завтра покинет этот мир, «ибо Господь обещал мне, что не возьмет мою душу до тех пор, пока я не удостоюсь встречи с Его избранным. Сегодня, наконец, Он даровал мне счастье лицезреть одного из них».
История того, как Сиди аль-Газвани был отпущен из Феса, также достойна упоминания. В 1515 году Фес постигла страшная засуха, какая случается раз в сто лет. Все каналы, доставлявшие воду в Фес, пересохли, за исключением одного, который был прорыт когда-то по указанию Сиди аль-Газвани и принадлежал суфийской общине. Правитель Феса предложил Сиди аль-Газвани и его собратьям свободу в обмен на возможность пользоваться каналом, благодаря чему те смогли вернуться в Марракеш, где Учитель провел остаток своих дней.
Наиболее драматичный из эпизодов его жизни, которые причисляют к чудесам, произошел в 1524 году во время осады Марракеша силами враждебного султана из Феса. Неприятельские войска непрерывно стреляли по городским стенам из пушек так, что жители начали опасаться за свои жизни. Видя, что ситуация становится критической, Сиди аль-Газвани и его старшие ученики выехали навстречу неприятелю, чтобы попытаться договориться о перемирии. Остановившись посередине между двумя враждующими сторонами, Сиди аль-Газвани почувствовал, что находится под прицелом аркебуз врага. Одна из пуль ударила его в точку над сердцем и прожгла дыру в его шерстяной накидке, однако расплющилась, лишь слегка опалив кожу. Держа горячий кусок свинца в пальцах, Сиди аль-Газвани произнес: «Это конец войны!» и повернул назад к городу. На следующий день вражеский султан получил известие о том, что его племянник поднял против него мятеж в Фесе. Боясь потерять трон, он развернул свои войска и отступил от города, никогда больше не угрожая Марракешу.
Последователи Сиди аль-Газвани называли себя «людьми отзвука». Истоком данного самоназвания послужила идея «колокола», которую Сиди аль-Газвани использовал в объяснение сущности Кутба, Оси Времени. Образ звучащего колокола, вызывающего отзвук - ответную реверберацию - в других колоколах, был, по-видимому, взят из хадисов, где Пророк Мохаммед (да освятит Господь его тайну) описывает, что откровение низошло на него подобно «звону колокола».
Согласно Сиди аль-Газвани, изначальным колоколом является сам Логос, отзвук раскатов которого воспринимают в откровении пророки. Этот всепронизывающий звук создает тончайшую музыку или гармоники, слышимые каждым святым в соответствии с его уровнем и способностью. Кутб, Ось века – тот, кто транслирует и усиливает мелодию этих гармоник для всех «людей отзвука».
Сиди аль-Газвани был взят Создателем в 1528 г., но призыв его колокола не остается неуслышанным, и ни время, ни расстояния не могут стать для него преградой – пока появляются на свете «люди отзвука».
Вход в мавзолей Сиди аль-Газвани
Мы познакомились с историями Семи Святых Марракеша, и все они оказались на удивление разными:
- проживший сорок лет в уединении аскет;
- ученый судья из рода голубых кровей;
- прокаженный мученик;
- торговец шелком;
- прославленный автор гимнов о Пророке;
- слепой поэт и музыкант;
- «неистовый бедуин» и чудотворец.
Кто-то из семерых учил и имел сотни учеников, кто-то жил отшельником вдали от людей. Чье-то имя известно во многих странах, чье-то - помнят лишь в той общине, которой он служил. Кто-то был советником у власть-предержащих, кто-то, наоборот, возглавлял сопротивление. Один занимался торговлей и ратовал за усердие в делах этого мира, другие отказывались от земных привязанностей и умерщвляли плоть.
Есть ли между ними общее, и может ли вообще хоть что-то их объединять?
Ответ - да и да.
Внешняя канва жизни суфийского Мастера не всегда отражает его истинную сущность. То, что святой делает для своего сообщества и для всего мира, часто остается незаметным для стороннего наблюдателя.
Мастер Традиции не просто передает формальное знание и техники. Он учит бОльшему, чем образ жизни или мышления.
В некоторых случаях суфии могут использовать данную им силу для проекции учения, для целительства, для решения определенных мирских задач и т.д. В других случаях Мастер может вообще не учить, не лечить и не преследовать целей в обычном смысле этого слова. Его значение в том, что он есть, такой, какой есть – Совершенный Человек, Инсан-и-Камил, и через совершенство его сущности, как через линзу, на землю проецируется свет.
Во мне есть «Я», большее, чем я сам.
Юнус Эмре, турецкий суфий 13 в.
Киноафиша сериала «Путь любви: Хаджи Байрам Вали»
Сомунджу Баба в одежде пекаря (кадр из сериала)
Хаджи Байрам, кадр из сериала
Роспись свода в мавзолее Хаджи Байрама
(здесь и далее мои фотографии, если не указано иное)
Амир Бухари и Хаджи Байрам (кадр из сериала)
Сомунджу Баба (кадр из сериала)
Вход в мазолей Сомунджу Бабы, Аксарай
Проход в пещеру
Минарет мечети рядом с мавзолеем Хаджи Байрама
Вход в мавзолей Хаджи Байрама
Гробница Хаджи Байрама
К слиянью путь - не то, что мы воображали.
Мир духа - не такой, какой мы представляли.
Тот кладезь, где Хидр черпал воду жизни,
Был в доме нашем, но его мы закопали.
(единственное четверостишие с предполагаемым авторством Конави,
перевод АсСалам)
Конья, мавзолей Руми (здесь и далее — мои фотографии, если не указано иное)
Прозрачный купол над гробницей Садр ад-дина Конави, оставляющий ее открытой небу
Вид на Конью
Схема, созданная Т.Буркхардтом согласно идеям Ибн Араби о соответствии арабских букв Божественным Именам. Каждая буква представляет определенные атрибуты и качества Бога (из книги Лале Бахтиар «Sufi: Expressions of the Mystic Quest»)
В мавзолее Мевляны Руми
Вход в мечеть возле гробницы Садр ад-дина Конави
*****
Использованные источники: